Владимир Михайлов - Дверь с той стороны [Сборник]

Физик на четвереньках выполз из узкого закоулка между постаментами катушек и пьедесталом экспериментального купола.

В лабораторной палубе, как Устюг теперь называл бывший туристский класс, многое изменилось. В перекрытии было просверлено несколько отверстий, и толстая труба уходила вниз, пронизывала трюмную палубу и проходила к одному из насосов, который совместными усилиями физика, инженера и Нарева был приспособлен для создания под прозрачным колпаком достаточного разрежения. За бортом вакуума было хоть завались, но здесь, в лаборатории, приходилось создавать его искусственно: физик сказал, что так проще.

— А, капитан, здравствуйте! — Он закашлялся. — Пыль…

Мила и Инна, работавшие по ту сторону установки, разогнулись и выглянули, услышав его голос. Они улыбнулись одновременно — не капитану, понятно, а физику.

— Я принесу воды, доктор, — сказала Мила и выбежала.

— Прямо не дают пальцем пошевелить, — пробормотал физик, и в его голосе было и удовольствие, и изумление. — И спрашивают, спрашивают, их так интересует сущность эксперимента…

— И меня тоже, доктор.

— Идите сюда. Вот. В этой точке возникнет та самая петля, о которой я вам уже говорил. Здесь — видите отметку? — будет находиться маленький кусочек железа, микроскопическая пылинка. Вот направляющая, по ней скользит электромагнит. Управление им пойдет через «Сигму». Магнит сыграет для пылинки роль двигателя: он протащит ее сквозь измененное пространство. Напряжение на него будет подаваться переменное, магнит ни в коем случае не должен притянуть железо к себе. Вот и вся схема. Если мои предположения оправдаются, пылинка — условная модель нашего «Кита» — снова появится перед нами, уже переменив свой знак: это будет не антижелезо, как сейчас, а нормальный металл, у которого ядро каждого атома будет содержать протоны, спин каждого нейтрона будет обратным теперешнему, а вместо позитронов…

— Это я понимаю. Но ведь тогда произойдет взрыв? Иначе как мы узнаем, совершилось это превращение, или нет?

— Взрыв? Видите ли, узнать можно было бы и другим путем, но самое простое действительно — позволить веществу прореагировать с антивеществом.

— А мы тут уцелеем после этой… реакции?

— Но я ведь не собираюсь, скажем, опустить пылинку на постамент! Видите ли, под колпаком, несмотря на все наши усилия, останется не так уж мало молекул воздуха. Первое же соударение с пылинкой — его не придется ждать долго — докажет нашу правоту или, наоборот, засвидетельствует, что я ошибался. Но если реакция начнется, то энергии при этом выделится немного, и это послужит для компьютера сигналом снова упрятать при помощи магнита остатки железа в сопространство и вывести его к нам после новой перемены знака. Тогда оно больше не будет опасным.

— Не слишком ли сложно? Не сработает компьютер или что-то другое…

— Даже в собственной постели человек не может чувствовать себя в полной безопасности, — сказал Карачаров, не замечая некоторой двусмысленности своего тезиса.

— Простите, — сказал капитан. — Я ведь не специалист.

— Вы же не думаете, что я хочу умереть? А вблизи установки буду находиться я один.

— Ну, значит… И когда настанет день?

— Недели через две, — сказал Карачаров и помолчал, подсчитывая. — Да, полагаю, этого срока будет вполне достаточно.

Ожидание было мучительно. Физик сделал то, что обещал, и теперь мог в любой момент подойти и сказать: «Милая Зоя, пора нам поговорить серьезно…»

А что ответит она? Что это была шутка? Или — что ошиблась в себе самой? Был такой момент, когда ей показалось, что не станет она больше думать об упрямом и глупом капитане Устюге, а на самом деле все еще думает о нем, и конца этому не видно. Но что бы она ни ответила, все будет не то — плохо, неправильно, хотя и ложью не будет.

Ах, как она сейчас ненавидела себя — и за тот разговор, и за теперешнюю трусость. И в конце концов не выдержала: Карачаров не подходил, и она сама решила пойти навстречу неизбежному разговору.

На этот раз она пригласила Карачарова на контрольный осмотр — словно бы автоматика не давала достаточно точной картины.

А он — отказался.

— Что вы, доктор, — сказал он, глядя на нее (и лишь в глубине его глаз угадывалось смятение). — Я чувствую себя великолепно. Да и дел невпроворот. Вот закончим — тогда, может быть…

Можно было вздохнуть облегченно. Зоя же, как ни странно, обиделась. Что он — испугался? Или судьба ее такова, чтобы ею пренебрегали?

А он и в самом деле испугался. Ему нужно было любить издалека, мечтать и терзаться. А взять на себя ответственность он боялся. Ему и в голову не приходило, что можно, наоборот, не только не брать ответственности на себя, но просто переложить ее на чужие плечи, женские, переложить ответственность даже и за себя самого. Он испугался: столько важнейшей работы было сейчас, и все остальное — некстати. Доктор Карачаров был из тех, кому нужна поддержка в беде, а в счастье он забывает о других и не стремится заручиться поддержкой на дальнейшее. Обычная ошибка людей, которым слишком часто везет.

Так они и разошлись на этот раз — ничего не решив, не выяснив, не успокоив ни себя, ни другого. И все же она чувствовала, что чем-то осталась ему обязанной, что это еще не конец. Глупо, конечно, но мало ли глупостей делают люди в своей жизни? И никто их не считает.

— Доктор, — сказал Еремеев, и физик удивленно обернулся: Валентин давно уже ни с кем не разговаривал и неохотно отвечал даже на вопросы.

— Я вас слушаю.

— У меня к вам просьба.

Это было за обедом; все сидели за столом и сейчас глядели на Еремеева.

— Просьба? Ну, пожалуйста… — Карачаров недоуменно посмотрел на окружающих.

— Вряд ли, — сухо сказал капитан, — следует отвлекать доктора именно сейчас.

— Да, да, — подтвердил физик. — Куда лучше было бы потом.

Теперь все глядели на Еремеева с осуждением.

— Доктор, — сказал Валентин упрямо. — Позвольте мне быть там вместо вас.

Все поняли, где это — там.

— Это ведь опасно, — сказал Еремеев. — Так, доктор?

— Да нет, что вы, — пробормотал физик. — С чего вы взяли?

— Я знаю, — сказал Еремеев. — Там в этот миг будет опасно. Значит, наибольшей опасности станете подвергаться именно вы, так? — Он перевел взгляд на женщин, и они согласно кивнули ему.

— Это было бы логично, — сказал физик, — если бы кому-то что-то угрожало. Но никакой угрозы нет.

— И все же, позвольте мне.

— Правда, доктор, — сказала актриса. — Валя прав: зачем рисковать вам? Ведь, если с вами хоть что-то случится…

Негромкий гул прервал ее: все вдруг представили, каково им будет, если с физиком что-то случится.

— Капитан! — молвил Петров. — А ваше мнение?