Елена Асеева - Коло Жизни. Зачин. Том первый

– Уберечь, не значит заточить, малецык… Привязан… Не ты один к ней привязан. Не ты один. Даже странно, но и я, и Дажба также сильно ее любим… Впрочем, мы не пытаемся поместить нашу девочку под постоянный контроль, как ты… або понимаем, что ее нельзя ограничивать в стремление, познании и самой жизни, – отметил Воитель и голос его басисто наполнил всю залу, вроде единожды прокатившись по стенам и куполу да встрепав там облака. – Седми сказал мне, что Владу почасту гневается на тебя, ибо считает, будучи весьма свободолюбивой, что ты вмешиваешься во все уголки ее жизни. – Рас на малеша смолк, легохонько заколыхался свет в его ободе огибающем по коло голову сменив цвет с красного на синий, а фиолетово-красный аметист поместившийся в центре и вовсе густо замерцал. И Воитель нежным девичьим голосом Влады произнес, – это все из-за Бога Огня. Все он запрещает мне… велит… указывает… надзирает… словом совсем меня измучил тем бесконечным присмотром… Словно ему более не чем заняться… Ох! и до чего ж я на него сердит… – Воитель пронзительно зыркнул в лицо младшего Раса, кожа какового теперь погаснув приобрела почти белый цвет, и возвращая себе положенный от рождения густой бас сказал, – это прочитал в ее очах Седми. Стоит ли, мой любезный малецык, возбуждать в девочке протест против себя. Стоит ли так ярко противопоставлять свои веления ее желаниям. Тем паче мы так к ней привязаны… так ее любим?

Огнь не отвечал среднему сыну Небо, по-видимому, обдумывая его слова, ибо будучи младше Воителя вельми мощно зависел от тех наставлений. Вздернутым кверху долгим указательным и ставшим ноне, почитай прозрачным, пальцем, он легохонько оглаживал тонкие, огненно-красные губы каждый раз чуть зримо прочерчивая на их поверхности голубоватые полосы.

Воитель, узрев ту задумчивость младшего брата, и не желая его торопить, сызнова развернулся к окну да воззрился чрез него. А морг погодя пурпурно-черным полыханием пошел его обод, творенный из червонного золота, полностью поглотив сияние аметиста, из него нежданно выплеснулся сине-алый дымок каковой, точно застлал очи Бога. И тогда, похоже, единым веянием взор Воителя преодолел огромное расстояние от окна одного из сегментов космического хурула вниз до планеты Земля. По всему вероятию он разорвал плотное марево атмосферы и очутился на яйцеподобном материке, в окруженной зелеными нивами большущей прогалине, хоронящей внутри себя Лесные Поляны. Еще должно быть лишь полвздоха, и очи Воителя разглядели полный ребятни и гомозулей Ребячий мешок. Мгновенно выдернув из той разноволосой, занятой ратным делом толпы, сидящую прямо на земле, обнявшую полусогнутые в коленях ноги Владелину, хмуро взирающую на ходящего подле нее Двужила оживленно, что-то ей говорящего.

– Хмы, – гулко усмехнулся Воитель и порывчато потряс головой, изгоняя виденной чрез алый дымок.

– Что она? – мягко вопросил Огнь, не скрывая нежности прозвучавшей в отношении девочки.

– Она как всегда своевольничает… и это хорошо, что она не такая как все… такая уникальная, неповторимо-сияющая, – молвил Воитель и его молочная кожа, подсвеченная изнутри золотым полыханием, еще лучистей засветилась. – Иначе мне было бы безотрадно быть Богом, Творцом. Вельми я благоволю, в отличие от иных Расов, к людскому племени, потому как непременно оно меня порадует своей непосредственностью. И как в самом начале своего пути даруя незабываемых личностей, так и на самом конечном этапе поразив своей ни с чем несравнимой извращенностью. Оттого и мои народы так схожи с людьми… Меня не утруждает разрушая наново их создавать. И в том я не вижу, как к примеру Седми аль Дивный, какую-то смурь.

Бог резко смолк, и в зале вновь установилась тишина. Такая, что казалось кучные облака, наполнившие это необычное помещение, принялись, набухать, а потом и вовсе укрупняться, да немедля заурчавшая в них дождевая капель затянула какую-то заунывную песню.

– Хорошо, – наконец вставил свое последнее и вельми весомое в уделе Влады слово Огнь. – Пусть будет, как предложил Седми. Но поверь мне Воитель я так поступаю всего-навсе потому что не хочу, абы Владу на меня гневалась. И еще, покуда меня не будет в Млечном Пути, прошу тебя, проследи за тем, чтобы белоглазые альвы помогли нашей девочке. Думаю это в их силах… Если нет, сообщи мне… Я залечу к Вежды, на обратном пути из Ледного Голеца, и возьму у брата бесиц-трясавиц Димургов, чтобы они вернули здоровье Владе, так как нашим лисунам и водовикам не доверяю… Дажба говорил, что они ничего хорошего по состоянию девочки еще в полете с Золотой Галактики не обещали, – не спешно поднимаясь с кресла, закончил он.

– Ладно. Ладно, мой дорогой малецык, – протянул Воитель, услыхав в тембре голоса особое беспокойство младшего члена своей печищи. – Не тревожься… я непременно дам указания альвам излечить нашу девочку. А коль это не поможет, сам загляну к Вежды, або не стоит тянуть с ее лечением. – Бог медлительно повернулся, в направлении поднявшегося с кресла Огня, и добавил весьма по теплому, – и доброго тебе пути, мой любезный! Вмале увидимся, ибо я хочу повидать Круча и Асила в ближайшее время.

Лишь избранных, по-видимому, примечают Боги. Каким-то необъяснимым, непостижимым образом выделяя их средь пестрой стаи людей. Лишь избранных они ведут по жизни, вмешиваясь в их удел, направляя их выбор в нужное им… и только им русло реки жизни… поощряя аль наоборот наказывая за те или иные поступки… оберегая, защищая, а изредка даже ограждая. Каким образом происходит тот выбор и почему Зиждители порой замечают таких людей, кажущихся на первый взгляд ни чем не примечательными. И при этом подчас Боги и вовсе не видят целые роды… народы… племена… словно их никогда и не рождалось.

Чем? Чем таким один отличается от иного?

Цветом глаз?.. ростом?.. сложением?.. умом?.. полом?.. или быть может, что вернее всего, заложенной внутри него неординарной душой.

Владелина, вне всяких сомнений, обладала именно такой душой, потому и обратила на себя внимание еще в космическом хуруле, а позднее в капище, когда Воитель и Огнь вступились за нее, один подарив клетку, другой приняв удел в свои руки. Но девочка никогда, за прожитые четырнадцать лет, не обращала собственную избранность или как выразился Воитель «уникальность» против иных жителей поселения. Временами она даже стеснялась того преимущества собственного положения, и, понимая, что на нее наложены определенные обязанности, прилагала все усилия, чтобы оправдать свою привилегированность. И коли молвить точнее, Двужил и Воитель, были не правы, она никогда не своевольничала, будучи всегда… всегда послушна слову учителя и уж тем более Расам. И всего только нарушала волю Огня, позволяя себе убегать в дни хвори в луга.