Елена Асеева - Коло Жизни. Зачин. Том первый

– Обещаю! обещаю, Отец, не буду более огорчать тебя, – суетливо зашептала она и еще… еще раз кивнула.

А тепло от тела Зиждителя, как и его нежные руки, голубившие ее волосы, обымающие всю, несли на себе такое умиротворение, покой, что слезы наново начали выныривать из глаз отроковицы и падать на золотую, шелковистую материю рубахи Небо, с долгими рукавами и подолом, ажурно украшенным крохами рубина.

– Не плачь, любезная моя… дорогая девочка, – Рас нежно притронулся губами к левому виску юницы, тем движением стараясь снять ее не просто утомленность, а слабость, сдобренную нервозностью. – Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал… Что, скажи мне? Чем тебя одарить, моя милая?

– Одарить? – переспросила Влада и ощутила точно затеплившуюся искорку камушка в сжатом кулачке. – Хочу увидеть море, Отец. Море…

– Море? – изумленно, а может лишь не понимающе, вопросил старший Рас, и напряженно замер, поколь не убирая губ от головы отроковицы.

– Да, Белое море… там, где живут одноглазые орики, – ответила спешно Владу, ощущая как после усталости, на тело стала накатывать слабость и, одновременно, сонливость.

– Орики? – вновь переспросил Небо, и теперь однозначно ощущалось, что он не понимает о чем толкует и просит его девочка.

– Ну, да море… Белое море. – Юница, слегка отстранившись от Бога, воззрилась в его голубые очи, уловив в них недопонимание, и весьма торопко, точно пробуждаясь от слабости, молвила, – там, где заканчиваются Похвыстовские горы, лежит берег Белого моря… Там живут одноглазые орики и как сказал Седми «беспощадно себя вырезают, губят свое племя». – Впервые забыв прибавить положенного величания к имени Зиждителя. – Там Отец расстилается море… бескрайнее… Видимо, оно таким видится, потому как синяя грань его входит в само небо. Я видела его во сне и хочу посмотреть наяву.

– А ты о том сне кому сказывала? – беспокойство Бога, похоже, нарастало, и он также малость отстранившись от отроковицы, заглянул в глубину ее зеленых очей.

– Ага… нынче Вещунье Мудрой, но судя по всему о нем знает и Седми, – отозвалась проникновенно Влада и улыбнулась старшему Расу. – Можно я увижу море? – доспросила она.

– Только немного позже, – произнес Небо, будто и сам, ощущая разочарование от собственного отказа. – Немного позже… Когда ты наберешься сил ибо ноне ты вельми болезненна. Но позднее ты увидишь и море, и, что-то весьма занимательное, хорошо?

– Хорошо, – видимо Владелина была довольна ответом Бога, и совсем не ощутила разочарования на самого себя в тембре его голоса. – Хорошо, Отец, а позже, это когда?

– Через лето, – многажды тише добавил старший Рас, и смолк, все еще не сводя взора с лица юницы, любуясь ее явственной схожестью с ним, истинностью, родственностью ее божественного естества. Погодя он медлительно положил на лоб Влады, свои перста, кожа которых поигрывала золотыми переливами света, и, понизив голос до шепота, молвил, – Дажба… Дажба ответит на все твои вопросы, почему ты не приходишь в капище, не задаешь ему их? Он ведь зовет тебя, тревожится, спрашивает? Почему ты не хочешь с ним толковать? Ты его пугаешься? – Отроковице не пришлось кивать, Бог весьма мягко прощупывая ее, единожды сам отвечал на все заданные вопросы. – Не надобно его пугаться… Все теперь изменилось, ты же то поняла? Поняла, моя милая. Дажба нынче не осудит, не скажет строгого слова, в целом как и иные Боги. Он будет мягок и предупредителен… Не отвергай его участия, оно нужно не только тебе, но и ему. Тебя тревожат его очи, но он ведь предельно нежен? Разве он грубо глядит на тебя?.. Это было тогда… до видения… было тяжело? Тягостно, моя милая девочка, – Небо убрал пальцы от лба Владелины и нежно прикоснулся к ним губами, снимая возникшее там томление. – Прости нас всех за ту грубость. Но, днесь ведь все изменилось?

– Да, ноне изменилось, – чуть слышно шепнула она в кудряшки бороды Зиждителя, купно прикрывшие ей лицо. – И все же когда Дажба, аль кто иной на меня смотрит… я вспоминаю, пережитое и мне невыносимо тягостно.

– Я поговорю с Дажбой и с иными сынами, повелю им на тебя так не смотреть. Но прошу тебя не отвергать Дажбу, – заметил Небо и принялся голубить волосы отроковицы. – Поелику ежели ты не пожелаешь общения с Дажбой, у него ничего не получится, – и легохонько вздохнул.

Тот вздох, будто прозвучавший ей в лоб, махонисто огладивший кожу лица, юница приняла на свой счет, и немедля припав к груди Небо, торопливо проронила:

– Я постараюсь, постараюсь, Отец, сблизиться с Дажбой… только ты ему скажи, чтобы не смотрел так на меня.

В зале наступила тишина, она вроде поплыла по тому мощному помещению, изредка прикасаясь к зеркальным стенам или белому полу. Она точно коснулась боков и вовсе растерявших голубизну облаков, каковые не только стали белыми, но и недвижно замерли в вышине свода… Еще морг и что-то аль кто-то резко сотряс стены залы и тем самым вызвал колыхание облаков, оные резво заходили ходором… закружились по коло и начали степенно опускаться вниз, туда, где на безразмерном кресле сидели Отец и дочь неподвижно застывшие в любовном притяжении.

После разговора с Небом, а вернее после обряда Седми, Владу успокоилась… совсем и определенно надолго. Перенаправленная Богом Седми ее чувственность и тяга с Першего на старшего Раса, наконец сняли беспокойство с ее плоти и томление с головы… И девочка ощутила себя счастливой и довольной жизнью. Та радость теперь струилась во взоре Владелине, она проскальзывала в ставших неожиданно медленных движениях ее рук, походке… И даже в разговоре более не было горячности, суетности, словно Небо своими поцелуями снял часть нервозности с плоти.

Голубо-изумрудный хризоберилл, покачивающийся на цепочке подаренной ей Седми, и вставленный в левую, как и у альвинок, мочку уха поигрывая яркими бликами света, оттенял сияние очей юницы. Возвышение Влады, близость к самому Зиждителю Небо, кое в целом и не скрывалось от мальчиков никак не повлияло на ее характер, быть может, сделав его в отношении ребят более мягче и приветливее. И ежели раньше она позволяла бросить обидное слово в сторону какой-то дубины, то после обряда Седми, когда под лаской Небо испарилась та самая нервозная раздражительность, и стало ощущаться единение со старшим Расом, Владелина перестала допускать в разговорах, спорах или определении виноватого грубости. И моментально уловившие это отроки, теперь старались любые спорные отношения разрешить при помощи юницы, что в целом не дюже приветствовалось Вещуньей Мудрой, считающей, данные пересуды вредными для здоровья ее ученицы.

Неспешной поступью проскользнул месяц ягодень и серединь… И наступил увядень, имеющий такое название потому как в этом месяце становилось значительнее прохладнее относительно теплого времени лето. В месяце увядень всегда зримо оголялись деревья, это не значит, что они напрочь лишались листьев, просто теряли большую их часть. Потому и стояли дерева в месяцах спень и дождич, со здоровущими прорехами в ветвях сквозь кои можно было узреть саму серую голубизну небосвода.