Александр Белаш - Станция Финистер

- Всё это нам известно, - холодно ответил Франсуа.

- Наконец, есть и моральная сторона вопроса, - горячился Олстон, видимо, решив придать своим планам ореол благородства. - Мы сможем прекратить преступную торговлю органами!

- Боюсь, что вы скорее её расширите. На чёрном рынке, кроме почек и сердец, появятся конечности. Они, разумеется, более стойки при хранении и транспортировке, чем внутренние органы, но по-прежнему их будут брать у живых лиц и без согласия этих людей.

- Значит, вы умеется сшивать и восстанавливать нервы? - невинно спросил Каэтано.

- Кажется, мы говорим об обмене рукописями, а не обмене ноу-хау? Франсуа до мельчайших деталей (порой это раздражает) видел рыхлое, сальное, ноздреватое лицо толстяка. - И вы, я догадываюсь, не медик. Обычное сшивание нервных стволов неэффективно.

- Я бы оставил вопрос о нашем взаимодействии открытым, - Олстон ясно понимал, что без опытных спецов со станции раскрутить проект де Ларры будет трудно. Правда, образцов, сделанных на основе идей Моро и S, он не видел, но Каэтано предъявил ему микрофильм с текстами буэнос-айресских газет 1925 года и тогдашними фото. В норме такого не бывает - если, конечно, не считать экспонаты кунсткамер. С другой стороны, и ныне в прессе мелькают "подлинные" фотографии йети, морских змеев и зелёных человечков со вздутыми лысыми головами. Так что Олстон испытывал и некие здравые сомнения.

- Итак, мы встретимся в Уэйпе через неделю, - подытожил Гонсалес. - Мы приедем на катере и привезём документы. Полагаю, вам, чтобы приготовиться к встрече, надо прибыть туда по воздуху. Вас это устроит?

Каэтано хотелось остаться, чтобы разнюхать хоть что-нибудь о происходящем на станции. Но увы, Гонсалес был прав. Надо подготовить людям с Финистер достойную встречу в Уэйпе! Там наверняка найдутся крепкие парни для грубой, даже очень грубой физической работы...

- Я уважаю ваше мнение, - продолжал разглагольствовать Олстон по пути к гидроплану. - Уважаю, но не разделяю его. Возможности нашего века и те открытия, что сделал Моро...

- Мистер Прендик, - суховатым тоном ответил Гонсалес, - вы намерены получать доходы. Попробуйте - может быть, вам это удастся. Мы же считаем, что человечество не готово принять эти открытия. Что их будут применять во вред. Во-первых, они ещё резче обозначат разрыв между имущими и неимущими, а во-вторых, приведут к созданию каких-нибудь универсальных солдат. Задумайтесь: хотите ли вы этого? Если бы вы решили сжечь бумаги Моро, не сохранив копий, я бы огорчился, как учёный, но искренне пожал бы вам руку, как человек. Поразмыслите хорошенько. Вы можете сообщить мне о своём решении по радиотелефону, вот номер для связи. Я буду ждать до послезавтра, и если вы решитесь, то приеду на это аутодафе. Помните, бумаги - ваши, и вы вправе распорядиться ими, как сочтёте нужным.

Слух у отставшего Каэтано был куда слабее, чем у Франсуа, и разговора директора станции с Прендиком он не расслышал. А вот Франсуа весьма отчётливо слышал его шаги и сопение сзади; адвокат вертел головой, надеясь приметить хоть что-то важное. Но на глаза попалась только тоненькая девочка-подросток, наблюдавшая за отъезжающими из тени деревьев.

Кроме того, Каэтано переполняли недобрые мысли о Гонсалесе и Прендике: о чём они там сговариваются?..

Второй гидроплан вылетел через четверть часа после первого, напрямик, чтобы успеть высадить в Уэйпе собственных пассажиров - до того, как туда прибудут возвращающиеся со станции визитёры. На борту, кроме пилота, были двое мужчин, девушка и пёс Кар.

* * *

Минул день, за ним ещё один, но Олстон Прендик так и не связался с Франсуа. Вообще, Олстон посвятил размышлениям над словами Гонсалеса не больше четверти часа и решил про себя, что неимущим вполне хватает социальной помощи и пожертвований, а солдаты, усовершенствованные посредством бионики - совсем неплохая идея, и не мешало бы её развить. Каэтано тем временем носился по Уэйпе, заводил какие-то сомнительные знакомства, шептался по барам с угрюмыми мужчинами спортивного телосложения, а по возвращении в отель потирал ладони, подмигивал Олстону и намекал, что дело ладится. Кажется, он и с местной полицией нашёл общий язык.

На четвёртый день, когда Каэтано вновь отправился в портовой бар (и опять взял у Олстона денег "в качестве аванса нужным людям"), Прендик в обычное время отправился на пляж. Он никогда не изменял своим привычкам. Участок моря возле пляжа отеля был защищён от акул, погода - именно такая, чтобы искупаться. Олстон неплохо плавал и брассом удалился от берега метров на семьдесят.

Его появления давно и терпеливо ожидала девушка в ластах. Она притаилась за противоакульей сеткой у большого камня, по-лягушачьи выставив из воды лишь макушку в чепце мокрых волос и лицо до ноздрей. Надев очки, девушка бесшумно ушла под воду, поднырнула под приподнятую у дна сеть и, подплыв снизу к Олстону, вцепилась в его щиколотки и потащила за собой на глубину. Ни вскрика, ни плеска - Олстон Чарлз Прендик исчез, лишь слабо взмахнув руками.

Задыхаясь, он ещё яростно сопротивлялся, но девушка оказалась невероятно сильной и, похоже, совсем не испытывала удушья. Уже теряя сознание, Олстон увидел на спине её, ниже лопаток, жаберные щели. Он успел это понять и поверить рассказам де Ларры, но рассказать об этом никому не смог.

Неудачей завершился и поход Каэтано в бар. В переулке на него молча бросился большой, лохматый бурый пёс. Он сбил адвоката с ног и разорвал ему горло. Каэтано де Ларра умер от кровопотери раньше, чем ему смогли оказать медицинскую помощь. Случайные свидетели этого происшествия позже уверяли полицию, что, покончив с человеком, пёс бросился к пристани и, прыгнув в воду, больше не показывался на поверхности.

Связку больших старых тетрадей, помещёную покойным Олстоном Ч. Прендиком на хранение в отеле, изъяла полиция Уэйпы. Дальнейшая судьба их неясна, но несомненно, что похожий на полинезийца мужчина лет сорока пяти как-то вечером зашёл в полицейское отделение с пустыми руками, а вышел, дружески распрощавшись, с каким-то увесистым пакетом.

* * *

- Зирра, Зирра, - ластился Кар к Дезире, и девочка нежно потрепала пса по загривку. Затем приказала:

- Тихо, тихо. Ложись. Нельзя шуметь.

Кар был умным, воспитанным псом; он понимал, что в этом месте надо вести себя смирно. Небольшой огороженный участок в лесу, расположенный за станцией, люди посещали редко и почти не разговаривали здесь. Тут было очень чисто; продолговатые холмики с торчащими над ними каменными плитами больше ничего. Почуяв рядом сумчатую кошку, Кар сдержанно порычал сквозь зубы; кошка взмыла на дерево и затаилась.

Дезире раскладывала белые цветы по могилам. Помолчав, она вздохнула и, позвав Кара быстрым ультразвуковым свистом, пошла к выходу из ограды. Закрывая решётчатую калитку, девочка бросила взгляд на ближайшее надгробье. Здесь лежал отец, известный как S, с названным сыном - оба глубоко чтимые на Финистер. Надпись на этой могильной плите гласила: