Коллектив авторов - По ту сторону реальности. Том 3 (Сборник мистики и фантастики)

Мартин считал стекло тоже живым. Он любовно, согнутым указательным пальцем постукивал по блестящей прозрачной поверхности листа, рассматривал его, скрупулезно проверяя, нет ли какого скола, пятнышка или, не дай Бог, трещинки. Ведь стекло должно было стать тем, что дает возможность созерцать мир. Вставленное в оконный проем, дверь или нишу, стекло становилось не только частью жилища, дома. Оно становилось тем самым, что отделяет один мир от другого, но прозрачным. Ты видишь иной мир через стекло, его жизнь, его краски, чувствуешь его тепло или холод… И лишь один шаг отделяет тебя – стоит лишь открыть дверь. Или распахнуть окно.

Из-под рук Мартина выходили стекла. Одни – большие и широкие, которые своим видом как бы говорили: «Смотрите все, у меня мир большой, и я хочу видеть все, что за стеклом, тоже свободно! А вы все смотрите, каков мир моего дома…» Другие – маленькие и узкие, ворчащие, как и их хозяева: «Ходят тут всякие… В окна заглядывают… Не желаю! Сам не желаю никого и ничего видеть, да и вам не покажу, что имею!..»

Люди были разными. Стекла тоже. Мартин знал, а знал он немало, о том, каковы люди. И каковы их стекла… И была у него мечта.

С детства маленький Мартин мечтал о море. Увидеть его, коснуться, услышать шипение пены прибоя… пройтись по воде босиком, чтобы соленые ленивые волны лизали нехотя и ласково своими языками. Когда он стал старше, ему виделось море по-другому. Бурное и гордое, с белыми бурунами шторма. А он, Мартин, стоял у штурвала парусного судна, смело плывущего среди бушующих волн, то серо-стальных, почти черных, то играющих переливами всех оттенков синего и зеленого. Такая была мечта у стекольщика из маленького городка.

Но годы шли, а мечте стать явью было не суждено. Зато стекла Мартина всегда были особенными… окна и двери с его стеклами дарили людям нечто – какое-то легкое отличие от обыденности, возможность взглянуть в другой мир, увидеть свою мечту, сказку или фантазию. Только чуть-чуть, немного, но все же увидеть. И почувствовать себя хоть на мгновение, но счастливым. Именно за это Мартина так любили в городе, а его стекла уважительно называли «стеклами Мартина».

Шли годы, стекольщик старел… давно ушла на небо любимая Эльза, с которой прожито было почти сорок лет, одиночество хмуро глядело в опустевшем его домике сквозь зеленоватую муть давно не мытых окон. Мартину стало труднее работать, стекла стали тяжелыми, да и мысли тоже словно бы отяжелели, утратив свою привычную легкость и цвета. Мартин все чаще думал о том самом стекле.

С детства, когда он впервые услышал от отца о Боге, аде и рае, ему виделись и тот, и другой… Но не так, как рассказывал отец, и совсем уж не таким страшным, как рисовал его пастор в церкви, в воскресенье, когда нарядно одетые прихожане слушали его проповеди.

Мартин явственно видел стекла. Да-да, эти стекла были дверями! Одна из них, как бы подсвеченная непонятным белым сиянием, была уж точно дверью в рай… вторая, почти черная, скрывающая за стеклом темень, освещаемую изредка сполохами багрового, недоброго света, – дверь в ад. Мартин был уверен, что именно так это и выглядит, что бы ни говорили пасторы, и что бы ни было написано во всех книгах. Это были его Двери.

Мысли об этих Дверях стали посещать его все чаще, он постоянно видел свои Двери, они звали его, манили тем самым неизвестным выбором, который человек делает еще на земле, а уж Бог окончательно решает на небесах. Он стал задумчивым, грустным, несколько рассеянным, и горожане, знавшие его давно, только хмурились и цокали языками, когда Мартин, идя по улице, рассеянно забывал поприветствовать соседей или знакомых, приподняв край шапки, а, окликнутый, в ответ лишь растерянно улыбался… «Да-а-а, сдал наш стекольщик…» – говорили все, с грустью глядя уходящему вдаль, все больше сутулящемуся старику…

…Этот человек появился в городке внезапно, однако появление его не осталось незамеченным, ибо старый полузаброшенный дом, одиноко стоявший на краю городка почти у самого кладбища и пустовавший много лет, вдруг ожил.

Пустые глазницы окон, некоторые с остатками стекол, а некоторые – просто заколоченные фанерой, стали вдруг яркими и стеклянными, фасад был заново оштукатурен и выкрашен в приятный, какой-то совершенно непонятный, но манящий глаз, цвет. А над массивной, украшенной затейливой резьбой дверью, появилась красивая вывеска. Надпись на ней гласила: «Алоиз Циффер – все для вас!»

Кто был этот Алоиз Циффер, не знал никто из горожан. Так же, как и то, что именно он предлагал всем. Для этого нужно было просто войти внутрь дома и увидеть… Но никто из жителей маленького городка, даже самые смелые и уверенные в себе, почему-то не решались сделать это.

Сначала у дверей собралась небольшая толпа: праздные зеваки, мальчишки, всегда оказывающиеся в гуще самого интересного, несколько досужих кумушек, заглянувших сюда якобы по дороге на рынок. Разговоры велись почему-то вполголоса, с некоторой опаской – никто ничего не знал о хозяине лавки, а чужаков в городке побаивались.

Шло время, толпа редела, многие, так и не решившись на большее, чем внимательное созерцание дома, окон и вывески, торопливо уходили, словно бы показывая своим видом – мол, тоже мне, событие, времени у меня и так нет, успею еще!

Но внезапно двери лавки отворились, и на пороге возник человек, заставивший оставшихся застыть на месте, словно в детской игре «Замри!».

Был этот человек высок, худ, голова его – седа, волосы, длинные и белые, заплетены в косу на затылке. Голову незнакомца венчала темносерая шляпа с широкими загнутыми полями, а глаза были скрыты за стеклами круглых очков непроницаемо-черного цвета. В довершение ко всему одет он был в длинное серое пальто, серые же брюки и черные остроносые штиблеты с белыми носами. Только ярко-красное кашне, небрежно повязанное вокруг шеи, ярким, словно кровавым, мазком выделялось на фоне серого одеяния.

Человек обвел взглядом (или так только показалось горожанам?) притихшую внезапно толпу и зычным, очень красивым и уверенным баритоном с некоторой хрипотцой произнес:

– Почтеннейшие горожане и горожанки! Я вижу, вас одолевает вполне закономерное любопыство – что же вам предлагают в стенах моего скромного заведения? И кто же он, – он усмехнулся, – хозяин сего заведения, поместивший такую… многообещающую вывеску? Смею заверить вас – я не лгу и не собираюсь вас обманывать, предлагая всякую всячину, которую можно и на барахолке купить, выдавая ее за нечто, оч-чень нужное каждому! Я предложу вам именно то, в чем кажый из вас (он умышленно растянуто произнес слово «каждый») нуждается больше всего!.. Итак, заходите! Смелее! Добро пожаловать в лавку Алоиза Циффера!