Брайан Олдисс - Лето Гелликонии

— В этом нет необходимости. Им хорошо заплатили и они уехали довольными.

— Мне понравился Указатель и я просто хотел с ним попрощаться.

— Ни он нам, ни мы ему больше не нужны — он уехал на поиски нового источника пропитания. Дальше можно ехать, ничего не опасаясь, — от одного поселения к другому. А эти туземцы просто варвары. Вообще-то мы расстаемся с проводниками гораздо раньше — Указатель ехал с нами так далеко только потому, что в этой стороне лежит земляная октава его племени.

Озадаченно подергивая себя за усы, СарториИрвраш проговорил:

— Иногда в старых традициях заключена правда. Очень многие из моих знакомых в столице уделяют большое внимание своей земляной октаве. Люди считают, что если они поселятся вблизи октавы своего рождения, то успех и процветание им гарантированы почти наверняка. Иногда случается, что в подобных взглядах лежит практический смысл. Земные октавы зачастую пролегают в направлениях геологических напластований и отложений минералов и ископаемых, наличие которых влияет на жизненные силы и здоровье.

Худощавое лицо госпожи Денью осветилось легкой улыбкой.

— То, что верования примитивных людей так же примитивны, нас никогда не удивляло. Примитивная вера является якорем, удерживающим их у их же примитивизма. Там, куда мы направляемся, дела все время идут к лучшему и безо всяких октав.

Великосветская дама и жена посла, Денью Пашаратид получила отличное образование и обращалась к СарториИрврашу на хорошем натуральном олонецком, В Кампаннлате на натуральном олонецком, в противоположность местечковому олонецкому, говорили только в высшем свете и среди церковного руководства и преимущественно в пределах Священной Панновальской Империи; постепенно натуральный олонецкий все больше и больше становился прерогативой Церкви. Главным языком северного континента был сибиш, отрывистый быстрый язык со своим собственным алфавитом. За последние века олонецкий сделал в сторону ассимиляции в земли, традиционно говорящие на сибиш, лишь небольшие сдвиги; исключение составляли южные побережья, где процветала торговля с Кампаннлатом.

Сибиш был характерен многими сложными временными формами и выражениями причинно-следственной связи. В языке этом не было также «ю». Аналог и произносился гораздо более твердо, в то время как чиш почти высвистывались. Одним из результатов такой специфики было то, что для слуха иноземцев родная речь жителя Аскитош звучала почти зловеще. Бытовало мнение, что история северных войн во многом брала свою основу в насмешливом, по мнению кампаннлатцев, звучании слова «Матрассил» в устах надменных сибов. Однако по большей части вина за привычку держать губы даже при разговоре поджатыми лежала на климате Гелликонии, слепой принуждающей силе, заставляющей людей большую часть Великого Года держать рот закрытым.

Расставшись с Указателем в самом крайнем со стороны юга поселении, путники там же обменяли своих кайдау на хоксни и дальнейший путь продолжили уже на них.

После двенадцатого поселения дорога пошла с небольшим, но все время повышающимся уклоном вверх. Подъем продолжался на протяжении нескольких миль. Довольно скоро караван вынужден был спешиться и продолжить дальнейшее восхождение рядом со своими хоксни. На гребне утеса стояла в ряд рощица раябаралов, тонких и высоких деревьев, с корой цвета светло-зеленого сельдерея. Добравшись до рощицы, СарториИрвраш первым же делом приложил руку к стволу ближайшего дерева. Кора дерева на ощупь была мягкой и теплой, как бок хоксни. Подняв голову, он долгое время смотрел на развевающиеся под жарким бризом широкие ветви.

— Не вверх надо смотреть, а вперед! — сказал ему один из спутников.

С вершины гребня холма открывался отличный вид на долину, утопающую в голубоватой тени. Дальняя сторона долины была глубокого, удивительно голубого цвета, переходящего в синий, — то было море.

Лихорадка у СарториИрвраша прошла. Воздух был напоен новыми, незнакомыми ароматами.

Когда караван наконец добрался до порта, разволновались все, даже невозмутимые северяне. Порт носил название, присущее только сибишу: «Рангобандриаскош», и являлся столичным Центром для всех близлежащих поселений, но в отличие от них представлял собой в плане не полный круг, а полукруг с высокой церковью, торчащей на вершине прибрежной скалы, с маяком в башенке на крыше. Другая половина порта-полукруга лежала где-то на противоположной стороне Панновальского моря, отделенная водой.

У причалов стояли корабли. Все здесь, по-морски, было чисто выдраенным и экономным. В отличие от большинства народностей Кампаннлата сиборнельцы были прирожденными мореходами.

Проведя ночь в церковном приюте, на восходе Фреира посольская делегация вместе с другими пассажирами поднялась на борт одного из ожидающих у причала кораблей. СарториИрвраш, который раньше не плавал ни на чем, размерами превышающем ялик, немедленно отправился в отведенную ему каюту, повалился на кровать и заснул. Когда он наконец проснулся, корабль готовился отчалить от берега.

Исполненный любопытства, он бросился к иллюминатору.

От стоящего низко над водой Беталикса стелилась серебристая дорожка. Соседние корабли выделялись голубыми силуэтами, их детали были неразличимы, а мачты похожи на лишенный листвы лес. Совсем недалеко от борта какой-то парень, с силой налегая на весла, греб по волнам в лодке. Падающие почти параллельно морю лучи Беталикса скрадывали детали, и молодой человек и его лодка в глазах СарториИрвраша сливались в одно, в маленького черного водяного кентавра, раз за разом откидывающегося назад, выставляющего весла и снова подающегося вперед. Медленно, один гребок за другим, лодка продвигалась через водяную ширь с мелкой волной. Весла с плеском падали в воду, спина гребца ходила мощным шатуном, и в конце концов сквозь слепящий свет Советник заметил, как лодка добралась до бетонных столбов мола.

Глядя на молодого гребца, СарториИрвраш вспоминал времена, когда сам, еще мальчиком, возил кататься своих двух младших братьев на озеро. Он вдруг четко увидел перед собой их улыбающиеся лица, их руки, пропускающие между пальцев бегущую воду. Сколько воды с тех пор утекло. Но ничего не ушло без следа. Его труд, его «Алфавит», обошелся ему недешево.

Сверху донесся звук бегущих по палубе босых ног, выкрики, скрип такелажа, — команда ставила паруса. Когда свежий ветер надул парусину, толчок почувствовался даже в каюте. С причала раздались прощальные выкрики, на палубу полетели отданные веревочные концы. Бывший советник начал свое плавание к северному континенту.

Всего плавание заняло семь дней. По мере того как корабль смещался норд-норд-вест, дни Фреира становились длиннее. На закате сверкающее светило медленно утопало в море где-то впереди прямо по курсу судна и каждое утро на рассвете восходило из воды на северо-востоке, всякий раз проблуждав в неизвестности на несколько минут меньше.