Виктория Угрюмова - Обратная сторона вечности (Кахатана - 2)

Траэтаона объезжает на своем драконоподобном коне замерший от его присутствия, перепуганный Аллефельд, охраняя покой трех странников и печального бога Гайамарта, которые лишь на короткий срок остановились в своем непрерывном движении. Они отдыхают перед далекой дорогой в Сонандан, куда суждено им доставить Вещь, отданную на хранение эльфам. В этом странствии Рогмо будет идти к своему предназначению, и трон Гаронманов станет ему не наградой, но еще одним грузом того долга, который нельзя не исполнить. Номмо будет стремиться к своему любимому кузену и найдет его, с тем чтобы отправиться в путь по обратной стороне вечности, прокладывать ее бесконечные дороги. А Магнус устремится к своей мечте. Таким образом сбудется предсказание филгья.

Но это уже совсем другая история.

Каждая бесконечная ночь разлуки приближает Зу-Л-Карнайна к желанной встрече с любимой. Ему, как и вечности, абсолютно неважно, сколько времени займет этот путь. Он собирается жить всегда, если это хоть на йоту приблизит его к Каэ.

Стремятся друг к другу бессмертные, ощутившие в первый раз в жизни необходимость быть вместе, испугавшиеся одиночества перед лицом неведомой опасности, внезапно повзрослевшие и помудревшие. Но когда позади вечность и впереди вечность, всякое может случиться. Даже чудеса случаются иногда...

Люди проделывают свой скорбный путь от рождения до смерти, расцвечивая вспыхивающими искрами своих судеб яркое небо вечности. Каждый из них - звезда в этом небе, знают они о том или нет.

Из запредельного пространства всю вечность и еще несколько этих тревожных месяцев повелитель Мелькарт рвется на Арнемвенд. Почему именно сюда? Так ведь не только сюда - куда угодно. Он везде и всюду и везде и всюду хочет стать еще сильнее и могущественнее. Просто нас занимает история этого мира, но дайте нам прочитать истории других миров, и мы увидим, что и там, как в тысячах зеркал, отражается одно и то же - вечная борьба жизни со смертью, добра со злом, юности со старостью и борьба истины за человека.

Истина стремится реализовать себя, удержаться от искушений и соблазнов и остаться самой собой, несмотря ни на что. Иногда ей это удается, ведь случаются же чудеса. Истина движется к Любви и Надежде - и так целую вечность...

И краткой вспышкой в этом потоке вечности возникает еще одно движение, не заметное нигде, кроме обратной стороны.

Эпилог

Он возвращался. Это было долгое и мучительное возвращение, которое требовало больше сил и энергии, больше мужества и воли, чем все предыдущие поступки в его жизни.

Он знал, что идет против судьбы, против действительности, против свершившихся событий и их реальности. Но сейчас это было неважно;

Однажды все может потерять свое значение и стать как бы условно существующим, ненастоящим и предельно хрупким. Обычно это происходит тогда, когда нечто более значимое занимает все существо, вытесняя собою представления о границах между возможным и невозможным, иллюзией и реальностью, бытием и его концом.

Он возвращался, хотя достиг своего предела и своей награды за пройденный путь. Он обрел собственную вечность и вдруг отказался от нее, возвращаясь к самому началу, к истоку, ко всем трагедиям, трудностям, боли и горю. Но ни боль, ни горе, ни страдания, которые умножались с каждым проделанным шагом вспять и грозили стать невыносимыми, не пугали его. Он знал, что существа, именуемые людьми, в состоянии вынести столько, что сами не представляют своих сил. Они в состоянии перетерпеть больше, чем кто-либо из бессмертных, потому что иногда самих бессмертных вмещают такие хрупкие и ненадежные человеческие тела, поглощая их и оставляя место для других мыслей и чувств.

Он решил вернуться, потому что иначе не мог, не мыслил и не хотел мыслить и уметь иначе.

Против него вставала волна Зла, чувствовавшая появившуюся грозную силу, боящаяся этой силы и ненавидящая ее. Зло было огромным, а он, по сравнению с ним, маленьким. Но это не пугало его. Он хорошо помнил, что страх губит. И неизбежность столкновения со Злом только усиливала необходимость возвращения.

Перед ним, словно серая равнина тумана, словно выжатая грязная тряпка вся в прорехах и дырах, висела сопротивляющаяся вечность, которая пыталась направить его в привычную сторону. Ему было смешно. И он шел, посмеиваясь, нарушая все законы, установленные вопреки, и не то чтобы это было предельно легко, но это было не невозможно. Ибо никаким законом не установлен предел невозможного для того, кто так любит...

Он любил.

И он возвращался.