Джек Уильямсон - Распад

Джек УИЛЬЯМСОН

РАСПАД

Официально Босс Келлон был просто исполнительным секретарем Союза Астронавтов, Менеджеров и инженеров. Но сейчас в 2145 году Босс был равен Цезарю. Начиная с унитронных конвертеров на Меркурии, и кончая отдельными маленькими шахтами, разбросанными по лунам Юпитера, Союз правил человечеством.

А Гарвей Келлон был Союзом.

Это был большой человек. Его проницательные глубоко посаженные осторожные глаза могли быть такими же ледяными, как блеск голубых каллистонийских бриллиантов, но вежливая профессиональная улыбка чаще смягчала выражение его неровного красного лица. Он носил развевающийся белый парик, и несколько миллионов в Санпорте подозревали, что их босс также лыс, как первый цезарь Древнего Рима.

Санпорт был его столицей. Сотни лет монополия межпланетной торговли питала его силу, до тех пор, пока даже Нью-Йорк не стал всего лишь старым провинциальным городком. Башни мегаполиса возвышались подобно ярким монолитам на сотни миль вокруг высокой плоской горы в Колорадо, которая стала космическим портом. Крошечная луна Внешней Станции навечно повисла над меридианом города, сделанная человеком звезда его будущего.

Босс Келлон жил в верхней части врезавшейся в небо Башни Союза. Огромные, роскошные залы его апартаментов назывались по именам планет Солнца. Сегодня был бал в Комнате Нептуна, и он танцевал по именам планет Солнца. Сегодня был бал в Комнате Нептуна, и он танцевал с Селен дю Марс.

Босс тяжело дышал, темные капельки пота усеяли плечи его пурпурной пижамы. Его ноги болели. Вероятно, в свои шестьдесят он был слишком стар для танцев, конечно же, в средней части его тела было чересчур много лишнего веса. Но Селен дю Марс могла заставить мужчин отогнать такие неприятные мысли.

Высокая, гибкая, зеленоглазая, она была знаменитой телетанцовщицей. Сегодня ее волосы были платинового цвета, и она ослепляла огнем бриллиантов. Он подумал, что эти любимые камни точно такие как она сама, холодные, яркие и твердые. Но он восхищался даже ее расчетливой амбицией, ибо о на была сродни его собственной.

Селен утверждала, что имеет наследственную степень в области милитехнической инженерии. Однажды Келлон приказал провести негласное расследование, и ему доложили о том, что имеются доказательства подделки документов. Ее отец был всего лишь слугой милитехнического офицера на станции Юпитера. Но Келлон не дал хода докладу, и не сказал ни слова Селен. Он знал, как тяжело выбраться из серых.

Сейчас, уже не в первый раз, она выпрашивала у него корону для себя. Ее голос был холодным и совершенным, как и ее длинное гибкое тело, и она употребила льстивое обращение, которое сама придумала:

- Ваша Гениальность, можем ли мы провести коронацию в скором времени? Все распланировано. Ваш друг историк Мелкарт раскопал для меня старые церемонии. Мои ювелиры работают над короной из огненных бриллиантов.

- За которую платить буду я, - хмыкнул Келлон, и привлек к себе ее кошачье тело. - Дорогая, я знаю, что ты хочешь быть Императрицей Солнца, но твоей хорошенькой головке даже без короны угрожает опасность.

Келлон нахмурился, помрачнел от нахлынувших на него мыслей. Он взобрался на самую вершину человеческой пирамиды. Он был первым из миллиона наследных инженеров, которые со своими семьями и различными слугами занимали почти все верхние уровни башен Санпорта.

Но здесь же только в Санпорте почти восемьдесят миллионов носили серую одежду рабочих. Они жили и трудились под поверхностью, и Департамент Охраны связал их жизнь железными ограничениями. Келлон знал, как они жили, потому что когда-то был одним из них.

Большинство из них ненавидели техническую аристократию Союза. Это была серьезная трещина в пирамиде. Келлон однажды попытался ее заделать при помощи реформ и уступок. Но Мелкарт предупредил его, что он опоздал на три поколения. Уступая этой ненависти, он сам оплачивал веревку, на которой его повесят.

- Мы танцуем на вулкане, дорогая, - сказал он Селен. - Лучше не ворошить угли!

Обнаженные плечи Селен передернулись, а глаза вспыхнули темным светом, подобно украшавшим ее платье изумрудам. Но она подавила свое недовольство. Она знала, что сотня других женщин в длинном освещенном зеленоватым светом холле с радостью пошли бы на убийство ради того чтобы занять ее место в руках Келлона. Вместо того чтобы нахмуриться она всего лишь надула губки.

- Ну пожалуйста, Ваша Гениальность. Ее совершенное лицо слегка исказилось. Келлон понял, что наступил на ее серебряную туфельку. Но она снова улыбнулась, и пожала плечами, словно отметая его извинения. Неосторожность завоевала для тебя планеты. Ваша Гениальность стареет?

Это было его уязвимым местом, и Селен это знала. Может быть, и так. Бремя правления было слишком тяжелым. Было трудно найти достойных доверия подчиненных. Иногда он чувствовал, что сам Союз приходит в упадок, по мере того как он стареет.

- Коронация... - продолжал ее льстивый голос.

Но Келлон не слушал. Он позволил ей высвободиться из его рук, а сам смотрел, как через толпу ярко одетой технической аристократии к нему направляется худощавый мужчина.

Этот худощавый мужчина был Главой Департамента Охраны. На нем была винного цвета форменная пижама, на которой сияла украшенная драгоценными камнями звезда Союза. Но он шел один и озабоченное выражение его лица означало, что у него плохие новости. Келлон приготовился к неприятностям.

- Ваша Гениальность, это Проповедник! - шепот был хриплым от напряжения. - Он здесь, в Санпорте. - Офицер глотнул и облизал губы. - Он все еще прячется, где-то на уровне канализации.

Это были не просто неприятные новости. Келлон покачнулся. Величественные светящиеся фрески расплылись. Вместо них он увидел темные, сырые туннели, протянувшиеся на глубине в тысячу футов под тротуарами Санпорта. Когда-то он сам там прятался, преследуемый человек в сером. Синкопированный гул оркестра вдруг превратился в гудение канализационных насосов.

Толстые розовые руки Келлона сделали отчаянный хватающий жест. Он видел распространение Серого Похода, яд, атаковавший Союз и разъевший саму ткань цивилизации. Многие годы Департамент Охраны искал проповедника, напрасно. Но ему было трудно поверить, что этот фанатик осмелится появиться в Санпорте.

Он действительно становился старым. Старым и одиноким. Он чувствовал, что беспомощен перед требованиями этого мрачного момента. Неожиданно он едва не потерял сознание от отчаянного сожаления о ссоре с сыном. Семейная преданность была тем единственным, что заслуживало доверия в этом циничном метрополе. Теперь ему был нужен Рой, ужасно.