Борис Каминский - Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл.

- Но разве так можно? Я, конечно, понимаю, что вдали от России ...

Александр Степанович хотел высказать этому самоуверенному крепышу, что приличные люди так не разговаривают. Эти, в общем-то, справедливые упреки, принято высказать гораздо мягче, как подобает людям доброжелательным и воспитанным. Он вспоминал, как некоторые его коллеги выказывали по сути то же самое, но мягко и без злой агрессии.

'Да кто ему позволил лезть ко мне в душу?' - мысленно воскликнул профессор.

Александру Степановичу вдруг отчаянно захотелось попросить этого самоуверенного господина выйти вон.

В этот момент лицо профессора было открытой книгой, и куда только подевался искушенный тип, что снисходительно посматривал на Мишенина. Перед друзьями, сидел очень немолодой человек, посвятивший свою жизнь науке. Такие долго остаются наивными, и даже получив от жизни приличные плюхи, в критические моменты забывают об окружающей их подлости.

Ильич расстроился не меньше хозяина. Он не понимал, как можно так обижать людей. Глядя на обоих Федотова сообразил, что он несколько перегнул палку. Ситуацию надо было не то чтобы спасать, но корректировать к лучшему.

- Александр Степанович, мы выросли в России. В нас вложили силы русские педагоги и ученые, в этом смысле наши изобретения не только наши.

Федотов начал без патетики, его голос звучал глухо, но после такого вступления следовало добавить экспрессии.

- Поверьте, я отнюдь не бессребреник и мне гораздо легче обогатиться, вернувшись в Америку. Вот только есть одно 'но'! Я сделаю все, чтобы приоритет остался за Россией. Мое изобретение принесет мне миллионы, а России и российской науке славу. Не вы нам поможете, мы найдем других. Денег на изготовление станций у нас хватит. Изготовим, испытаем и немедленно подадим заявку на привилегию, одновременно на патенты в Европе и Америке. А вот после этого, уважаемый профессор, публиковаться будем до одури. Более того, с этого момента будут жизненно необходимы публикации в солидных журналах с указанием авторства и поданных заявок. Такова наша принципиальная позиция. К Вам же мы обратились по двум причинам. Во-первых, у Вас есть имя. Во-вторых, мы хотим использовать в нашем аппарате Ваши кристаллические детекторы, тем самым включив Вас в число соавторов. Мы люди деловые и понимаем, начни вы с нами серьезную работу, ваши доходы у Дюкрете и Сименса существенно снизятся. Это обстоятельство необходимо компенсировать. Таковы законы бизнеса, и кроме того, объять необъятное, еще ни кому не удавалось. Мы очень нуждаемся в Вашей помощи.

Сейчас Федотов не играл. Он давно решил для себя вернуть Попову славу первооткрывателя. Борис говорил, веря каждому своему слову. Точно так же ему верил Попов. Это было очевидно. Так случается, когда два человека начинают безоговорочно доверять друг-другу. В такие моменты расчетливость отступает. Между тем, для закрепления успеха Борис, не постеснялся посулить профессору классический 'откат'.

Федотову еще многое хотелось сказать профессору. Напомнить, как на благо Германии сейчас трудится главный инженер фирмы AEG Доливо-Добровольский, как мыкались со своими изобретениями Лодыгин и Яблочков, но все это было лишним. Вместо этого в повисшей тишине, он отчего-то опять вспомнил Берсона, который наотрез отказался уезжать на свою историческую Израиловку. На душе опять заскребли кошки.

Радовала только реакция Попова, у которого предательски увлажнились глаза.

- Но...Борис Степанович, ... это так неожиданно. Мне надо подумать.

- Так, конечно же, Александр Степанович, вы пока подумайте, а будут вопросы - так мы всегда к вашим услугам.

Федотов не стал напоминать профессору о том, что по существу тому доверено множество не закрытых патентами сведений, вместо этого он напомнил о другом:

- Александр Степанович, а мы ведь припозднились, - Борис глазами показал на настенные часы, что своим маятником отсчитывали восьмой час. - Вы не подскажете, где тут неподалеку можно остановиться?

Попов, с изумлением бросил взгляд на часы.

- Э нет, дорогие мои, никуда я вас не отпущу. Мои все уехали, так что никто Вас не потревожит, а завтра - как Вам покажется удобнее. Можете оставаться у меня, а можете в гостином доме, но сейчас будем ужинать.

- Мария Федоровна, - отворив дверь кабинета, кликнул он горничную, - когда гостей потчевать будем?

- Александр Степанович, я к вам уже три раза заглядывала. Все давно готово.

- Странно,- профессор как бы извиняясь, пожал плечами.

Переселенцам ничего не оставалось, кроме как согласиться. Таков был закон русского хлебосольства - приезжих следовало и накормить, и спать уложить. Что до привычек гостей, так о них в таких случаях не вспоминали.

***

Перед сном друзья отпросились у гостеприимного хозяина прогуляться.

Улица Песочная едва освещалась редко стоящими газовыми фонарями, а дневной ветер с залива сменился предвестником антициклона - легким ветром с Ледовитого океана. Заметно подморозило.

- Ты знаешь, мне так не по себе сегодня, - начал Мишенин.

Борис, помня, каким Ильич был во время переговоров, не торопил товарища.

- Я не знаю, как начать ... тут две проблемы сразу, - сбиваясь, продолжил Мишенин. - Я сегодня на своей шкуре ощутил такое презрение, что мне стало страшно! И вот еще. Скажи, ты сегодня не ощущал себя клоуном, что перед умным человеком ломает комедию?

- О куда тебя потянуло! Ильич, ты помнишь наши баталии о вмешательстве в историю? Дима тогда сказал, что мы заурядности. Так это же во всем. Возьмем, к примеру, меня. Ну, руководил я кое-какими проектами, даже до миллиона долларов доходило. И что? А ничего! Деньги не мои, да и знания ... чуть что, сразу бежал в Московский энергетический институт. Теперь ты, Ильич. Аналогия полная. Кандидат наук, а получал гроши. Я выезжал за счет организаторских, ты за счет чуть-чуть лучших знаний, а в целом мы - 'так себе'. Эх, Ильич. Разве не ясно, что родись мы в этом времени, так и была бы нам грош цена.

- Ясно-то, ясно, но так хотелось спасти Россию, стать сильным и дарить.

- Ну, в этом нет ничего нового. Это так легко. Вот только боятся люди данайцев. Не хотят они получать дары, хоть тресни. А что тебя так разволновала реакция Попова на полицаев?

- Тут такое дело...- Ильич на мгновенье примолк, сжался, как перед прыжком в ледяную воду.

- Я недавно Ивану Филипповичу обронил, что Николай второй воспитанный и незлобивый человек, а он на меня так странно глянул и ответил, что, мол, да, воспитанный и просвещенный монарх, сам же перестал на меня смотреть.

Мишенин замер, вспоминая, какую он ощутил к себе холодность со стороны Усагина.

Борис! - в голосе Мишенина прозвучали истеричные нотки. - Он, прощаясь, не подал мне руки! Я же видел, он специально взял промасленную деталь своего насоса и говорит: извините, руки грязные, а сам в сторону смотрит. А сегодня Попов нас открыто презирал.