В Храмов - Сегодня - позавчера_2

- Не твоё дело, красножопый! Не поймёшь ты.

- А ты попробуй. Или ты к "цивилизованным" немцам решил переметнуться?

- Нет! Пусть я вор, но к немцам мне дороги нет.

- Слова, достойные мужчины. Но, это не снимает повестки дня. Ты или я.

- Тут уже и так понятно. Чего медлишь? Давай, красный!

- Не красный я, а русский. Про воровские замашки свои забудь, тогда сделаю тебя человеком. Ты теперь не вор в законе, а обычный боец переменного состава штрафной роты. Согласен с этим?

- Да!

- Живи. Пока.

Я встал, схватил тщедушного Брасеня за воротник, поставил на ноги, бросил ему под ноги заточку.

- Собирай бойцов, пока не простыли.

Я повернулся к нему спиной и пошёл. Вот главное испытание! Кинется - удавлю! Не кинулся.

Я зашёл в избу. Створка печи открыта, все стоят, в глазах блещет огонь печи.

- Падаль из избы убрать. Всем спать. И ещё: благодарю за поддержку!

Бессознательных подручных Брасеня вышвырнули за порог. Один боец подкинул дров в печку, все улеглись на солому.

- Товарищ Кузьмин, можно вопрос?

- Можно Машку за ляжку и козу на возу. Мы в армии, а в армии только "разрешите".

- Разрешите вопрос?

- Задавай.

- Почему вы их не убили?

- Это было бы безвозвратно, да и слишком просто. А слишком простые пути приводят всегда и однозначно в одно только место...

- Куда? - не дождавшись окончания предложения, спросил тот же голос. А, я его вспомнил - ему пальцем в лоб тыкал.

- В жопу. Или в могилу. И ты туда попадёшь, если не научишься своей бестолковкой действовать так, как надо и продолжишь задавать дебильные вопросы. Спать всем! Самое ценное, что есть на войне - сон. Не упускайте возможности.

Утро было до тошноты жизнерадостным. Нас ещё засветло взашей вытолкали из хат очередные пушкари. Мы отбрехались и позавтракали в тепле.

Во дворе стояла накрытая белым полотном гаубица. Какая именно - непонятно, но не маленькая. Похоже, это тенденция. Командование отводит из Москвы тяжёлое вооружение, но гонит нас. Ага, значит, мы будем сковывать врага, а удар нанесут по флангам. Нормально. Порадовали меры маскировки и дезинформации. Что увидит воздушная разведка - к Москве идёт пехота, в сёлах стоит техника. Главное, чтобы они свою технику из московского капкана не вывели.

Опять идём, хрустя снегом. Мороз стоит, хотя солнышко начало пригревать. Нас иногда обгоняли полуторки. Настроение начало подниматься. Особенно порадовала морда сержанта КВ НКВД, когда он пересчитал конвоируемых, не нашёл убыли, а увидел разбитые лица зеков.

Под настроение попал ещё и политрук:

- Рота! Запе-е-вай!

Запевай, так запевай! Рота, рассвет, третьи сутки в пути:

Третьи сутки в пути

Ветер, камни, дожди,

Всё вперёд и вперёд

Рота прёт наша, прёт.

Третьи сутки в пути

Слышь, браток, не грусти!

Ведь приказ, есть приказ,

Знает каждый из нас

Напишите письмецо

Нет его дороже для бойцов,

Напишите пару слов

Вы, девчата, для своих пацанов.

И на закате вперёд

Уходит рота солдат,

Уходит, чтоб победить

И чтобы не умирать.

Ты дай им там прикурить,

Товарищ старший сержант,

Я верю в душу твою,

Солдат, солдат, солдат.

Третьи сутки в пути,

Ветер, камни, дожди.

На рассвете нам в бой.

День начнётся стрельбой.

Третьи сутки в пути.

Кто бы знал, что нас ждёт

Третьи сутки в пути

И рассвет настаёт.

Напишите письмецо

Как живёт там наш родимый дом,

Из далёка - далека

Принесут его мне облака.

И на закате вперёд

Уходит рота солдат.

Уходит, чтоб победить

И чтобы не умирать

Ты дай им там прикурить,

Товарищ старший сержант,

Я верю в душу твою

Солдат, солдат, солдат.

Падала земля, с неба падала земля!

Разрывая крик в небе: "Падла ты война!"

Плавилась броня, захлебнулся автомат,

Заглянул в глаза ты смерти, гвардии сержант!

И на закате вперёд

Уходит рота солдат,

Уходит, чтоб победить

И чтобы не умирать.

Ты дай им там прикурить,

Товарищ старший сержант,

Я верю в душу твою

Солдат, солдат, солдат!

Народ проняло. Потребовали повтора. Второй раз пела уже вся колонна. В этот день я пел как никогда много. Достигнутый результат по психомоделированию надо было закрепить. Спел почти весь свой репертуар извлечённых из вымученной памяти и адаптированных песен. Оказалось, помнил я много. И "Любэ", "Кино", песен из советских военных фильмов, песен времён этой войны, уже написанных и ещё нет. Люди не замечали, что пока они пели, они менялись. Это вам не про "Мурку" петь. Они изменяться. Из человекообразного материала людьми станут. Одними песнями, конечно, этого не достичь, но и без нужных песен тоже не обойтись. Пусть сержант ГБ офигевает.

Справа от меня шёл Иван - Казачёк, слева, так же как и ночью Кот. Сейчас, при свете дня, я его рассмотрел получше: невысокий смуглявый крепыш, резкий, как понос, подвижный, как капля ртути, плавный в движениях, с довольной, хитрой ухмылочкой на лице, цепкими внимательными глазами. Представился как Кот. Погоняло ему шло на все 100 пудов. Осталось понять, чего это эти двое, и близко не подлизы, ни грамма не подхалимы, не приспособленцы, притёрлись ко мне. Сильные характером ребята добровольно прыгнули в мою обойму. Подозрительно. А может, я просто параноик?

Так, с песнями, в приподнятом расположении духа, отмахали больше планируемого. К вечеру вышли к пригородам столицы. Многие впервые услышали канонаду. Да и я от неё отвык.

Находясь в боях, не замечал, в тылу не замечал, а сейчас почувствовал, как сущность моя сама переходит в какой-то другой режим работы от звуков войны. Затянулись все ослабленные винты, гайки, всё тело поднапряглось, подпружинилось. Я даже заметил, что смотреть кругом стал иначе, видеть всё стал иначе. Охереть! Если бы это произошло не так мгновенно, не увидел бы изменений, произошедших со мной.

Кстати, подобный режим включился очень вовремя:

- Ложись! - заорал я и рухнул, где стоял.

Люди недоумённо уставились на меня, но тут многие услышали этот шелест, попадали. Рвануло! Да, так, что снегом меня обсыпало. Я приподнялся, прислушался, встал. Народ в ужасе.

- Ни фига себе перелёт! - громко "удивился" я, - что же это у них хороших наводчиков больше не осталось? Если они так метко и дальше будут стрелять - к следующей зиме к Одеру выйдем.

Мой "ура-позитив" подбодрил народ. Политрук построил всех обратно, погнал в город.

Руины Столицы.

1942г.

В роли жертвенного барашка.

Ротного видел только издалека, когда он толкал речь про необходимость освобождения Столицы от врага. Речь была незажигательной, какой-то шаблонной, картонной. Видно, и самому ротному она была частью ритуала, обязательной, нудной частью программы. И - это мне не понравилось.