В Храмов - Сегодня - позавчера_2

- Он пока не знает, - вмешался Степанов, - тебя орденом Красной Звезды наградили. За вывод из окружения сводного батальона. Но, придержали, за твою корявость. А штрафников лишают наград по определению. Где-то тебя ждёт твой орден. Поздравляю, кстати.

Ребята тоже были рады за меня. Я и сам был рад. Приятно быть орденоносцем. Приятно.

- А меня за оборону, за осенние бои... Вот.

Он распахнул полушубок. На груди горел орден Красного Знамени. Круто!

- Это не всё. За твои песенки тебе тоже деньги положены. Но, это не здесь.

Как оказалось позже, песни, что я пел в этом времени, многие запоминали, записывали, слали в Москву. Указывали автором старшину Кузьмина. А в СССР было авторское право. Было, хотите верьте, хотите - нет. И на моё имя набежал нехилый процент. Только, песни-то были не мои. И взять эти деньги я не мог. И не брал. Не честно это будет. Я их Родине отдал. Но, это было позже. Позже до этого и доберёмся.

А сейчас довольный, как сытый медведь, орденоносец Кузьмин, обладатель внушительной суммы денег, топал вслед за Степановым в Военторг. А оттуда вышел одетым с уголочки, но практически таким же безденежным, каким был и вчера. Зато затоварился! Оказывается, Главный Военторг, даже несмотря на полуосадное положение столицы - мечта хомячника. Описание моих приобретений было бы мне приятным, но приятным только мне, длинным и утомительным. Поэтому, закинул объёмный рюкзак за плечи и потопал вслед за Степановым.

Ребят, тоже прибарахлившихся, он хотел отправить назад, но оказалось, что никто, кроме него, не помнит обратной дороги. И, как объясняться с неизбежными патрулями? Это пока подполковник с нами они нас не тормозят. А без Степанова их быстро запрут "до выяснения". Так, толпой, и потопали, потом поехали, потом опять потопали в загадочное "управление".

Судя по свежеприобретённым часам, уже была глубокая ночь. Но, Подземная Москва не спала. Этим она была похожа на Москву моего времени. От усталости забывшись, стал напевать: "Москоу нева слип..."

- Что?

- Москва никогда не спит.

- Это по-немецки?

- По-ненецки. Откуда я знаю. Я не знаю немецкого.

- А что ты тогда говорил тому часовому у танка?

Мы ждали в том самом "управлении". Нам сказали "ждите". Стояли в закутке у трёх дверей, под лампой, и ждали. Степанов с интересом прислушивался. Что, мент, след учуял? У меня тут персональный легавый соглядай кошачьей наружности имеется. Кельш даже не стал его забирать.

- Я ему не говорил, а пел.

Я спел всё, что знал из Рамштайна. Степанов рассмеялся:

- Это бессмыслица. Как он воспринял?

- Не смеялся. Но, очень удивился. Подпустил меня на расстояние рукопашного боя.

- Элемент неожиданности. Ты в своём стиле. И языка правда не знаешь. И тот, кто это написал, наверное, не знает. "Ты - меня. Ты меня спросил. А я не ответил". Бред.

- Это такой перевод? Бред. Как он меня не пристрелил? Блин, надо фрицевский учить. Что-то частенько приходиться с ними общаться.

- А, это на каком ты пел? Ведь ты перевёл, - с невинной мордой спросил Кот.

- Это он по-английски. Ты не знал, что он Гризли?

- Кого грызли?

- Гризли - американский медведь.

- Так ты американец? - удивились мои "штрафники". Степанов ржёт.

- Ага. Афроамериканец. Негр, гля! Вы что, ежанулись? Какой я, на хрен, американец? Так, слышал несколько слов. Некоторые даже знаю как по-нашему. Степанов, ты переведёшь?

Я спел, сколько помнил, Битлз, "Елоу субмарин"

- Очередной бред. Жёлтая подводная лодка? А на фига подлодку в жёлтый цвет красить?

- Тс-с-с! Это секретная американская разработка. Снижает заметность подлодки в арктических водах.

У них были такие сосредоточённые морды, что я не выдержал, заржал. За мной остальные. Открылись сразу две двери, на нас зашикали.

- Кузьмин, ты как матрёшка. Вот, казалось, знаю тебя, как облупленного, а ты опять что-то новенькое преподнесешь!

- Да, вот такой я загадочный! - ответил я. Стало сразу не весело. Так меня называла жена. Любимая. Тоска сжала сердце. Твою-то матом! Стало так грустно, что я запел "Естедей", Битлзов.

Слушали молча. Потом тихо затянул:

Здесь травы не растут,

Здесь птицы не поют

И только мы плечом к плечу

Врастаем в землю тут

Горит и кружится планета

Над нашей Родиною дым

И, значит, нам нужна одна Победа,

Одна на всех, мы за ценой не постоим!

Нас ждёт огонь смертельный

И всё ж, бессилен он

Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный

Чекистский наш ударный батальон!

Едва огонь погас, звучит другой приказ

И почтальон сойдёт с ума, разыскивая нас

Взлетает красная ракета, бьёт пулемёт, неутомим

Так, значит, нам нужна одна Победа,

Одна на всех, мы за ценой не постоим!

Когда-нибудь мы вспомним это

И не повериться самим,

Но, нынче нам нужна Победа

Одна на всех, мы за ценой не постоим!

Степанов прослезился, схватил меня, обнял:

- Это же про нас ты написал! Про нас!

- Конечно, про нас. Про всех нас.

Тут я увидел, что все три двери открыты, торчат головы.

- Ещё!

От героев былых времён

Не осталось порой имён

Те, кто приняли смертный бой

Стали просто землёй и травой

Только грозная доблесть их

Поселилась в сердцах живых

Этот вечный огонь,

Нам завещанный одним

Мы в груди храним!

Моя спина сама выпрямилась, грудь поднялась, будто этот завещанный огонь распирает её, голос окреп, гудел эхом в подземелье:

Погляди на моих бойцов

Целый свет помнит их в лицо

Вот застыл батальон в строю

Снова старых друзей узнаю

Хоть им нет двадцати пяти

Трудный путь им пришлось пройти

Это те, кто в штыки, поднимался как один!

Кто возьмёт Берлин!

Бойцы тоже повытянулись, как на параде, глаза смотрят в никуда, блестят слезами:

Нет в России семьи такой

Где не памятен свой герой

И глаза молодых солдат

С фотографий увядших глядят

Этот взгляд, словно высший суд

Для ребят, что сейчас растут

И мальчишкам нельзя

Ни солгать, ни обмануть,

Ни с пути свернуть!

Эффект песни был подобен взрыву свето-шумовой гранаты - тишина, никто никого не видит, все смотрят в никуда.

Зато, ожидание закончилось. Мы стали желанны сразу во всех кабинетах. Ребята так и остались в коридоре, Степанов пошёл по одним инстанциям, я по другим.

Плюшки из Резерва Главного Командования.

Экзамен на профпригодность.

В одной из комнат, куда меня пригласили, стояли составлены два стола и стулья за ними. Напротив - один стул. Допросная. Оказывается, одинокий стул - для меня. Сел. Зашли "присяжные" Ё! Икать! Генерал, два полкана и майор госбезопасности Кельш. Я вскочил, вытянулся, вытаращив глаза, но не от усердия, а от удивления. По-моему это первый увиденный мною генерал. Синицин не в счёт - я его в генеральском обличии не видел. А Кельш, вроде и не генерал, хотя генерал.