Джеймс Уайт - Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция

Внимательно изучив фотографии, Харрисон, который оказался специалистом по истории космоплавания, объявил, что на корме звездолета имеется тепловой отражатель с энергоустановкой, работающей на твердом топливе. Теперь ясно, что на корабле наличествует не только система жизнеобеспечения, которая, кстати, исходя из размеров корпуса, должна быть весьма примитивной. Лейтенант прибавил, что в отличие от дышащих воздухом астронавтов, которые могли брать с собой запас сжатого воздуха, вододышащие такой возможности лишены. На носу звездолета виднелись люки, из которых, очевидно, выбрасывались при посадке на планету тормозные парашюты. Футах в пяти от них располагалась панель дюймов пятнадцати в поперечнике. Харрисон уверяет, что она — не что иное, как входной люк, ведущий в кабину пилота. Он заметил, что грубость конструкции звездолета исключает вероятность того, что за панелью находится переходник шлюза; она, по-видимому, открывается прямо в кабину. Лейтенант предостерег Конвея от того, чтобы пытаться проникнуть в корабль через этот люк, поскольку центробежная сила немедленно вышвырнет в пространство всю воду, которой заполнено судно. Вернее, произойдет выброс половины объема, потому что на корме вода останется; однако астронавт наверняка сидит в носу корабля.

Конвей широко зевнул и потер глаза, а потом проговорил:

— Мне нужно осмотреть пациента, чтобы определить, как его лечить и куда поместить. Предположим, лейтенант, я проделаю отверстие посредине, в центре вращения корабля. Значительное количество воды так или иначе уже утекло, а остаток, благодаря влиянию центробежной силы, распределился между носом и кормой, поэтому середина, вполне возможно, пуста и мои действия не причиняет астронавту серьезного вреда.

— Согласен, доктор, — ответил Харрисон. — Однако может случиться так, что вы нарушите герметизацию секций, где еще есть вода.

— Если мы наложим на корпус металлическую заплату, — возразил Конвей, — в которой будет воздушный шлюз, достаточно вместительный для человека моего роста, и загерметизируем ее по краям быстросохнущим цементом, все будет в порядке. Сварку, разумеется, применять нельзя. Тогда я сумею попасть внутрь без…

— По-моему, — заметил Маннон, — вы забываете, что корабль вращается.

— Пусть его, — отмахнулся Харрисон. — Мы установим легкую опорную раму, которая будет крепиться к корпусу магнитами, и все пойдет как по маслу.

Приликла промолчал. Цинтруссиане отнюдь не отличались выносливостью или избытком физических сил. Маленький эмпат повис под потолком каюты и, похоже, погрузился в сон.

Договорившись в общих чертах, Маннон, Харрисон и Конвей принялись уточнять детали. Они запросили из Госпиталя необходимое оборудование и бригаду монтажников. Работа была в самом разгаре, когда радист бота сказал:

— Вас вызывает майор О’Мара. Экран два.

— Доктор Конвей, — произнес главный психолог, едва появившись на экране, — до меня дошли слухи, что вы стараетесь — и, возможно, преуспели в своих стараниях — побить рекорд продолжительности перемещения пациента из корабля в палату. Думаю, мне нет нужды напоминать вам о важности и срочности задания, но я напоминаю. Доктор, задание важное и срочное. Все.

— Да вы… — начал было Конвей, испепеляя взглядом меркнущее изображение, однако вовремя спохватился и умерил свой пыл, заметив, что Приликла задергался во сне.

— Пожалуй, — проговорил лейтенант, задумчиво поглядывая на Маннона, — я еще не оправился от перелома ноги при высадке на Митбол. Понимающий врач отправил бы меня обратно в Госпиталь, в палату четыре на двести восемьдесят третьем уровне.

— Тот же самый врач, — отозвался Маннон сухо, — может решить, что причиной вашей болезни является некая медсестра из палаты номер четыре, и направить вас, скажем, в палату семь на уровне двести сорок один. Вы получите незабываемые впечатления от общения с медсестрой, у которой четыре глаза и несметное множество ног.

— Не обращайте внимания, Харрисон, — рассмеялся Конвей. — Временами он ведет себя хуже О’Мары. Денек выдался тяжелый, все что могли, мы сделали, так что пошли спать.

Следующий день также не ознаменовался какими-либо существенными достижениями. Бригада монтажников торопилась установить опорную раму; спешка привела к тому, что рабочие теряли инструменты, упускали в пространство секции опоры, а иногда уплывали туда сами. Их тут же вылавливали силовыми лучами, но вот инструмент и секции опоры приходилось заменять новыми, поскольку на них, естественно, не имелось сигнальных огней.

Люди ворчали, крыли на все лады того, кому взбрело в голову заключить в каркас инопланетную космическую карусель, однако, худо-бедно, работа продолжалась. Количество царапин и вмятин, оставленных на корпусе чужого звездолета инструментами и башмаками скафандров, мало-помалу возрастало, утечка воды из корпуса становилась все сильнее.

Стремясь ускорить работу, Конвей пропустил мимо ушей возражения Приликлы и попробовал снова замедлить вращение корабля. Эмпат сообщил, что на этот раз страха он не уловил — пациент пребывал в бессознательном состоянии. Приликла добавил, что не может описать эмоциональное излучение пациента, ибо воспринять его способен лишь другой эмпат, но настаивает на восстановлении прежней скорости вращения, а иначе не ручается за то, что больной выживет.

Сутки спустя раму установили, после чего монтажники взялись за наложение заплаты, тем временем Конвей с Харрисоном обследовали корпус звездолета. Лейтенант заинтересовался конструкцией сопел, Конвей же либо разглядывал входной люк корабля, либо пытался что-нибудь увидеть в крохотный, два-три дюйма в диаметре, иллюминатор, снабженный изнутри створкой, которая открывалась буквально на долю секунды.

Только на четвертый день проникновение в инопланетный корабль, пилот которого, по заверениям Приликлы, едва дышал, наконец состоялось. Как и ожидалось, в средней части звездолета воды почти не было; центробежная сила оттеснила ее в концевые отсеки. Впрочем, спасателей встретила плотная завеса тумана, из которой проступали в свете фонарей многочисленные звездочки и цепи. Соблюдая осторожность, чтобы не угодить рукой между шестеренок или не пробить ненароком дырку в корпусе судна, лейтенант двинулся на корму, а Конвей направился на нос. Они разошлись сознательно, чтобы не сместить центр тяжести корабля, поскольку в противном случае немедленно возникла угроза крушения опорной рамы.

— Я понимаю, что для очищения и циркуляции воды требуется оборудование посложнее системы воздухообмена, — сказал Конвей в коммуникатор скафандра, — и, насколько мне известно, электрических цепей должно быть больше, чем механических. А тут — сплошные шестерни да приводные ремни. Вдобавок меня сносит течением и я, того и гляди, напорюсь на что-нибудь этакое.