Шон Уильямс - Наследники Земли

— Это должно было означать огромные отклонения, вряд ли похожие на все, что наблюдалось раньше.

— Точно. Но пока это лишь возможный вариант. Остальные, естественно, верят, что навлекли на себя гнев Двуличия, приняв участие в битве при Бейде. Тот факт, что Дары продолжают прибывать в зону, обитаемую человечеством, нисколько их не смущает. Ими управляет чувство иррационального страха.

— А что говорят более рациональные голоса?

— Некоторые полагают, что нам следует ждать и наблюдать за происходящим. Поиски продолжаются. Предстоит впервые обследовать множество систем, и большое количество придется посетить повторно. Фронт может прийти снова.

— А если нет?

— Остаются единицы — те, кто полагает, что преуспело Несогласие. Если Двуличие заставили напасть само на себя — значит, фронт миграции исчез. Даров больше не будет.

Следствий, вытекающих их последнего рассуждения, могло быть предостаточно, и Юэй хорошо понимал причины, по которым Согласие отказывалось обсуждать с людьми суть проблемы. Спасение от уничтожения означало и отказ от всяких выгод.

— Что говорится в сигналах, принимаемых из Освоенного Космоса? — спросил Юэй. — Мы еще в состоянии принимать их?

— Пока что да. Однако в них нет новой информации. Нет новостей и из системы Пи-1 Большой Медведицы. Если так пойдет дальше — «Мантисса-А» совершит переход до 24 Гончих Псов.

Подходящее название , — подумал Юэй, переведя с человеческого языка имя созвездия, в которое входила звезда — гигант типа А. — Действительно, «Псы» .

Внезапно он переменил тему разговора — внутри брюха снова что-то зашевелилось.

— А что ты сделал со мной?

— Я уже говорил, — спокойно ответил Практик. — Я дал тебе кое-что на будущее.

— Что это? — настаивал Юэй. — Семя? Спора? Что?

— Оно причиняет тебе боль?

— Да, и очень сильную.

— Мне жаль, Юэй. — В голосе Практика послышалось сожаление. — Скажу тебе искренне: я бы желал противоположного. Орган, причиняющий тебе боль, был моей частью очень долго — много тысяч лет. Я не использовал его никогда, и он рос как бы независимо, по собственным законам. Да, это действительно орган для размножения — хотя теперь и не выполняет эту функцию. Я больше не могу размножаться. Его цель иная.

— И что за цель?

— Загладить мою вину, — загадочно произнес Практик. — В тебе — ключ к моему Искуплению.

— Не понимаю.

— Ничего, скоро поймешь. Особенно скоро, если события будут разворачиваться так, как они, кажется, должны развернуться. Все продолжается именно таким путем, на который я рассчитываю и который одновременно внушает страх.

— Больше ты ничего не скажешь?

— Не могу, Юэй.

— Сообщишь ли ты людям об исчезновении фронта?

— Благостные увещевания — не моя функция.

— Это совсем не то, что люди хотят услышать. Теперь они человечество/Гоэлы. Несомненно, их следует проинформировать.

— Они вовсе не человечество/Гоэлы. И никогда не будут ими.

Юэй был удивлен.

— Они вступили в движение миграции и вправе претендовать на свой титул.

— Гоэлы — не титул. Некогда это название имело особый смысл.

— Меня учили, что его смысл — это «спутник» или «попутчик», — ответил Юэй.

— Такое значение оно приобрело так давно, что все забыли о другом — истинном и первоначальном.

— Так что же оно означало когда-то?

Ответом была лишь тишина, долгая и неуютная, тянувшаяся особенно долго из-за ощущения внутренней боли. «Искупление»… В конечном счете, когда стало ясно, что Практик больше не заговорит, Юэю пришлось оставить свои вопросы и ползти обратно в нишу. Там он опять сжался в комок и остался сидеть так, раскачиваясь взад и вперед в надежде найти место для себя и собственной боли.

Лючия Бенк проснулась, купаясь в лучах нового солнца.

Ее сознанию потребовалось время, пока мысль выпутывалась из представлений о собственной, уже наступившей смерти. Последним, что она запомнила, казалось появление Морских Звезд на Расмуссене: уничтоженные ими башни и «Маркус Чон», смерть Роба Сингха и его товарищей, отчаянное бегство самой Лючии в Темную Комнату.

Казалось, все это выжжено навеки в ее памяти, словно зловещий и похожий на привидение моментальный снимок самой Смерти.

Однако вот она здесь, все еще вполне живая и вполне определенно не на Расмуссене. То светило, на Расмуссене — BSC, классифицировалось как яркая звезда G-клас-са с одиннадцатью планетами, а здешняя система насчитывала только семь миров — от твердых планетарных тел каменистой природы до газовых гигантов с атмосферой, пронизанной вихрями и немыслимыми, хрупкими на вид системами колец.

Каким образом Лючия могла видеть их действительное изображение, оставалось загадкой для нее самой. Очевидно, знание само собой присутствовало в ее голове — так, словно оно было там всегда, подобно вещам, давно и хорошо ей знакомым. Чем дальше Лючия продвигалась в размышлениях, тем более знакомой казалось это место и тем сильнее она ощущала эффект своего реального присутствия — кажется, она уже была здесь когда-то давно…

Это Солнечная система.

Что-то, несомненно, изменилось. Юпитер, Сатурн и другие планеты казались вполне узнаваемыми, также как Марс и Меркурий. Большая часть малых тел из пояса Купера находилась именно там, где им и было положено. Даже само Солнце сияло знакомым желтым с пятнами свечением.

Правда, между Меркурием и Марсом оставался небольшой промежуток, занятый совсем уж небольшим мирком. Это даже нельзя назвать планетой. Мертвое, совершенно безжизненное тело, опаленную поверхность которого испещряли недавно образовавшиеся кратеры. Потребовалась томительная пауза, в течение которой Лючия пыталась определить объект, что оказалось возможным, едва она увидела старую китайскую базу Юй — на том месте, которое раньше называли темной стороной этого небольшого мира. Сейчас другие его части оставались темными — кроме той, что оказалась обращенной к Солнцу. И свет, отраженный от Земли, уже не падал на Луну — потому что сама Земля давно исчезла.

Лючия слышала такие рассказы — от Тор, да и от остальных, — однако реальность оказалась все еще не осознанной ею до конца. Видеть такое собственными глазами — или тем, что служило ее глазами, — означало самой принести в свой дом горестную весть.

Дом?

Дома больше нет, он исчез навсегда. Все, что Лючия могла припомнить — свои детские годы на Даларне, потом учеба на Стржелецки, отбор для участия в миссии, тренировки. И все это ушло безвозвратно. Так же, как семья, друзья. Так же, как и та женщина — ее оригинал. Всё и вся ее прошлой жизни — окончательно и бесповоротно окончилось.