Джон Уиндем - Уснуть и видеть сны

- Я никак не представляю, - начала было она, но остановилась, не смея продолжить.

Ее соперница тоже не очень-то владела собой - уголки ее рта дрожали.

- Знаете, здесь не место говорить о таких вещах, - наконец проговорила Джейн, - я живу тут поблизости - давайте лучше пойдем ко мне.

Лейла согласилась.

Всю недолгую дорогу до квартиры Джейн обе женщины молчали, как будто набрали в рот воды. Только когда они, наконец, уселись в маленькой гостиной, Лейла заговорила:

- Как ты узнала? - спросила она с явной ненавистью в голосе.

- Что именно? - спросила Джейн не менее враждебно.

- О чем я пишу.

- Нападение иногда является лучшей формой защиты, - сказала Джейн ледяным тоном, - но только не в данном случае. Я впервые узнала о твоем существовании всего лишь час назад в кабинете редактора. Насколько я понимаю, ты услыхала мое имя там же, но несколько раньше. Это ставит нас в равное положение. Я знаю наверняка, что ты не читала мою рукопись, а я не читала твою. Обвинять друг друга в плагиате - лишь пустая трата времени. Важнее выяснить, что же произошло на самом деле. Я-я... - тут она замялась, не зная, как продолжить.

- Может, у тебя есть второй экземпляр твоей рукописи? - спросила Лейла Мортридж.

Джейн поколебалась, затем подошла к письменному столу, отомкнула нижний ящик и вынула пачку листов, отпечатанных под копирку. Не говоря ни слова, она вручила их Лейле. Та решительно взяла пачку. Она прочитала одну страницу и остановилась, вглядываясь в нее. Затем взялась за вторую, за третью... Джейн не выдержала, ушла в спальню и стала у окна, погруженная в свои мысли. Вернувшись в гостиную, она увидела на полу кипу прочитанных страниц, а рядом в кресле - рыдающую навзрыд Лейлу Мортридж.

Джейн села на диван с ощущением, будто что-то умерло у нее внутри и она вся одеревенела, но она понимала, что это чувство скоро пройдет и появится боль, боль от того, что ее волшебный сон убивают и что она вряд ли сможет жить без него дальше.

Сон впервые приснился ей около года назад. Место и время его действия были неопределенны, но это как-то не интересовало Джейн. Какая-то вечнозеленая Аркадия, может быть. Она лежала на берегу ручья на траве, мягкой и душистой, как зеленый бархат. Чистый прохладный ручеек журча бежал по белым камушкам, омывая ее спущенные босые ноги. Солнце ласково согревало ее обнаженные до плеч руки. На ней было простенькое белое ситцевое платье, по которому были разбросаны цветочки и резвящиеся амуры.

В траве тоже пестрели цветы - она не знала, как они называются, но могла бы описать их до мельчайших подробностей. Птичка, размером с синицу, присела рядом с ней на бережок и стала пить воду из ручья. Казалось, она совсем не боялась ее. Легкий ветерок шелестел среди высоких стеблей травы и серебристой листвы окружающих деревьев. Все ее существо впитывало солнечный свет, как будто это был волшебный эликсир.

Смутно ей вспомнился другой мир, полный суматохи и труда, но он мало интересовал ее: тот мир был сном, а этот - реальностью. Она живо ощущала прохладу ручья, воспринимала все цвета и звуки, как будто никогда раньше не была такой по-настоящему живой и причастной к природе.

Вдалеке показалась мужская фигура. Сердце ее затрепетало, и радостное возбуждение пробежало по все жилам. Тем не менее, она продолжала лежать, подложив одну руку под голову, и тяжелая шелковистая прядь волос спадала на щеку. Глаза ее прикрылись, но она совершенно отчетливо продолжала слышать все, что происходит вокруг.

Так она услышала его приближающиеся шаги и слабое дрожание земли под его ногами. Затем что-то легкое и прохладное коснулось ее груди, и свежий аромат цветов наполнил ее дыхание. Она открыла глаза: темная кудрявая голова юноши склонилась над ней. Загорелое лицо с карими глазами смотрело ей в лицо, а губы чуть-чуть улыбались. Она подняла обе руки и обвила ими его шею...

Вот так это все началось - сентиментальный сон подрастающей школьницы, но, тем не менее, невероятно сладкий. Она помнила, как она проснулась, переполненная счастьем, и как постепенно, под влиянием будничных дел и скучных людей, это счастье улетучилось. Помимо этого, у нее возникло чувство потери, как будто ее лишили того, что должно было принадлежать ей по праву.

На следующую ночь сон снова посетил ее, но это не было повторением прошлого сна, а его продолжением. Она никогда не слыхала, чтобы сны так продолжались, но, однако, это было так. Джейн окружал тот же пейзаж, те же люди, там был тот юноша и была она. Это был ее настоящий мир, населенный людьми, которых она знала с детства. Там стоял домик, в котором ей было знакомо все до мельчайших подробностей и где, казалось, она прожила всю жизнь; была ее работа - бархатная подушечка с коклюшками, которыми она плела тончайшие кружева... Соседи, с которыми она переговаривалась, юноши и девушки, с которыми она вместе выросла, были совершенно настоящими и даже более реальными, чем мир ее журнала, моделей мод и редакторов, требующих, чтобы она вовремя сдавала свои статьи. В мире, который существовал наяву, она начала постепенно чувствовать себя какой-то усталой и скучной, в то время как в снившейся ей деревеньке она жила полной жизнью и была влюблена...

В течение первых двух недель Джейн неохотно открывала глаза по утрам, боясь, что сон ускользнет от нее. Но он продолжался, становясь с каждой ночью менее расплывчатым, более надежным, так что, наконец, она разрешила себе поверить, что он останется с ней навсегда. После этого повседневная жизнь не казалась уже ей столь унылой, как прежде: она начала воспринимать события и людей в ином свете, замечая детали, на которые раньше не обращала никакого внимания. Все как бы озарилось ее сном. Мир казался совсем иным от сознания, что стоило ей только сомкнуть глаза ночью, как она попадет в Аркадию и станет сама собой в подлинном смысле слова...

Там была та волшебная ночь, когда они оба, счастливые, лежа на подушках, наблюдали сквозь крону дубов, как багряное солнце опускается среди облаков за горизонт, слушали стрекот цикад и отдаленное соловьиное пение... Руки его были одновременно сильными и нежными, а она была мягкой и податливой, как спелый персик. Может быть, роза, размышляла она, чувствует себя подобным образом, когда раскрывает лепестки под лучами горячего солнца?

А затем они блаженно отдыхали, глядя на звезды и слушая все еще звучавшее пение соловья...

Проснувшись на следующее утро, она продолжала некоторое время лежать в постели с ощущением счастливой расслабленности, не обращая внимания на шум транспорта за окном и привычную обстановку своей комнаты. И вот тогда у нее впервые появилась мысль написать повесть обо всем пережитом во сне, книгу, предназначенную первоначально только для себя самой, чтобы никогда ничего не забыть.