Александр Мееров - Сиреневый Кристалл

— Ведь это превосходно, господин губернатор!

— Разумеется, но… Но знаете, вместе со всем этим на Паутоо происходят события, порядком огорчающие администрацию. Участились восстания паутоанцев, в городах возникают забастовки. Паутоанская интеллигенция все чаще выступает с требованиями независимости архипелага, и даже жречество Паутоо начинает склоняться к требованиям, никак не устраивающим метрополию. Да, должен признаться, в колонии напряженное положение. И в это время вы просите разрешение на подводные раскопки у берегов Себату. Боюсь, что мы не можем рисковать этим. Сейчас страшен любой повод. Ведь остров Себату у паутоанцев считается священным. Они до сих пор верят, что именно там погребен при вулканической катастрофе храм-обиталище мистического существа, покой которого никто не смеет нарушить… Нет, нет, господин профессор! Произвести изыскания именно в этом месте не представляется возможным: это может вызвать ярость фанатиков и, как знать, события могут обернуться очень опасно для нас, европейцев.

…Вудрум отослал экипаж и от загородной виллы отправился в город пешком, размышляя о случившемся, в отчаянии соображая, что же можно предпринять. Мысль о крушении всех начинаний была нестерпимой. Усилия, направленные к тому, чтобы сколотить экспедицию, разбивались о совершенно непредвиденное и, казалось, непреодолимое препятствие. Самым мучительным представлялось возвращение в отель. Как, какими словами рассказать друзьям о постигшем экспедицию внезапном ударе?..

Вудрум шел медленно, стараясь перехитрить время. Кирпично-красное латеритовое шоссе, недавно добросовестно отмытое тропическим ливнем, тускло поблескивало в свете редких фонарей. Внизу, у моря, переливал не очень щедрыми огнями Макими. Иван Александрович любил побродить ночью. Обычно ночные прогулки успокаивали, помогали собраться, сосредоточиться, но эта тропическая ночь не унимала волнения. Ярко сверкали жемчужины южного неба — Сириус, звезды Центавра, искрился великолепный Южный Крест, как-то беспокойно, словно светлая, но опасная река, струился Млечный Путь. На гладкой поверхности крупной кожистой листвы, все еще мокрой от ливня, отражались лунные лучи, соревнуясь в блеске со множеством ярко светящихся насекомых, беспрерывно прорезывающих, как метеоры, таинственный и жутковатый мрак тропической чащи, подступавшей к шоссе. Неумолчное, надоедливое пение крупных цикад перемешивалось с тысячеголосыми звуками, издаваемыми ночными обитателями леса, сливалось с громким серебристым стрекотом древесных лягушек. Над шоссе то и дело мелькали мрачные тени гигантских летучих мышей. Иван Александрович ускорил шаг. Ночь не принесла успокоения, вдруг захотелось поскорее пройти этот оказавшийся утомительным путь до города, побыстрее добраться до отеля…

Утром Вудрум собрал всех участников экспедиции и объявил о решении губернатора. Молчание было тягостным и долгим. Его прервал Шираст:

— Разрешите, Иван Александрович, мне взяться за устройство этого дела?

Вудрум не возражал, предложение Шираста оживления не вызвало, однако через два дня он вернулся от губернатора с разрешением на проведение археологических раскопок на всей территории архипелага, включая и полузатонувший священный остров Себату.

Вудрум понял, что без вмешательства всесильного на Паутоо Гуна Ченснеппа осуществить свои намерения он просто не смог бы…

Не прошло и двух недель, как на острове, лежащем в нескольких милях от Макими, вырос городок экспедиции. Началась повседневная трудная работа, сопряженная с опасностями подводных археологических раскопок.

Работы решено было начать в юго-восточной части острова, где, судя по древним документам, и должен находиться ушедший под воду храм Небесного Гостя. Светлая морская лагуна, окруженная покачивающимися кокосовыми пальмами и сверкающими, словно усыпанными снегом, пляжами, считалась особенно удобной для проведения подводных археологических раскопок. Довольно быстро, хотя и не без трудностей, были сооружены большие плавучие площадки, с которых предполагалось производить погружения. Экспедиция наняла рабочих-паутоанцев, обзавелась моторными катерами, обеспечившими хорошее сообщение с Макими. На острове Себату началось невиданное до того оживление. Днем лагуна заполнялась лодками, на плотах и на базе экспедиции кипела работа, а долгими, темными вечерами слышалось протяжное, очень мелодичное пение паутоанцев, расположившихся на отдых у костров, да мерный стук керосинового мотора, приводившего в движение походную электростанцию экспедиции.

Как только были закончены необходимые приготовления и места поисков мысленно разграфлены на квадраты, начались первые погружения водолазов. Кроме привезенных из Европы специалистов, снабженных костюмами самого последнего образца, экспедиция использовала ныряльщиков — искателей жемчуга. На их долю были отведены участки не столь глубокие, как для водолазов с тяжелым оборудованием.

Довольно скоро экспедиция зажила размеренной, трудовой и довольно спокойной в этот период жизнью. Вот как это время описывает Иван Александрович:

«Работа спорится. Все налажено. День начинаем с восходом солнышка, всегда появляющегося здесь в шесть часов, и трудимся с перерывом в самое жаркое время до полной темноты, которая наступает здесь внезапно и порой застает нас, увлекающихся, врасплох. Приходится заниматься многими делами, в том числе и хозяйственными, но, нужно сказать, Плотников и Василий Афанасьевич проявляют себя с наилучшей стороны, всячески стараясь освободить меня от множества повседневных забот. Худо только, что у Николая Николаевича склонность к делам экономическим положительно берет верх над желанием вести научные занятия, занимаясь которыми он становится вял, медлителен и зачастую рассеян. Думал, в климате здесь дело, однако вскоре заметил, что, как только он окунается в полюбившиеся ему хозяйственные дела, так становится оживлен, быстр и не забывает ни о какой мелочи, умея из всего изобрести пользу.

Неужели в нем так и погибнут хорошие задатки способного этнографа? Поживем — увидим! Но пока что мы все ощущаем благотворные заботы помощника начальника экспедиции о нашем благополучии и удобствах. Как только прибыли завербованные Ширастом паутоанцы, Плотников немедленно выбрал для себя несколько человек, наименее пригодных для работ на раскопках, зато вполне подходящих для его целей. В результате на следующий же день у нас к столу была отменная свежая рыба. Теперь ее вполне хватает на всех членов экспедиции, включая и нанятых паутоанцев. Они, однако, предпочитают питаться на свой лад и, кончив работу, приготовляют себе пищу сами, привычно устроившись у костров.