Владимир Михайлов - Восточный конвой

А впрочем — разве игра совсем уже окончилась?

Отодвинув рукав, он взглянул на часы. Еще почти полтора часа оставалось до взрыва. Восемьдесят шесть минут. Даже при выполнении сложных задач приходилось укладываться и в меньшие сроки…

Что же мы имеем на сегодняшний день и час? Давай-ка разберемся хладнокровно.

Он снова попытался спокойно оценить положение.

Контейнеры были надежно укреплены в неожиданно просторном трюме, люк закрыт, затянут брезентом; южане, побыв недолго на палубе, спустились вниз: погода их не привлекала. Пассажирских кают на пароходе не было, но место нашлось для всех. Хотя капитан, небритый и, похоже, не выспавшийся как следует, счел, видимо, ниже своего достоинства знакомиться с сопровождавшими груз людьми, ими все же занялся один из помощников — а может быть, и единственный, черт его знал, — и указал, где можно будет поспать. По-морскому ранний обед уже давно прошел, но был обещан ужин, и оставалось только дожидаться его. Милов прикинул: похоже, что скоро они покинут территориальные воды. И придет пора доложить Орланзу, что все проходит благополучно…

Милов вытащил из кармана сверток. И тут же засунул обратно: рядом с ним остановился кто-то из экипажа; одеты люди на пароходе были как попало, и невозможно было угадать, кто есть кто. Не капитан — в этом Милов был уверен. А впрочем — не все ли равно? Милова они не интересовали.

Что можно сейчас практически? Оставалось полтора часа. Всего-навсего девяносто минут до того мгновения, когда сработают устройства самоуничтожения ракет; этот тип был снабжен ими как раз в предвидении ситуации, когда ракеты останутся без технического обслуживания на время, превышающее допустимый срок. Ракеты должны были уничтожиться тихо и мирно, не грохоча, не выбрасывая ничего в воздух — просто что-то растворилось бы, что-то замкнулось, произошли бы некоторые химические реакции — и каждая ракета сделалась бы не более опасной, чем какое-нибудь полено.

Однако, сейчас они были заминированы. Заминированы неизвестно как: Милов не был специалистом в пиротехнике. Однако знал, что даже небольшая искра — а они были неизбежны при замыканиях в электронных и электрических системах — хотя бы на одной ракете могла инициировать посторонний заряд. А уж при его срабатывании могло сдетонировать и ракетное топливо. И тогда… В этом и заключалась опасность, ради этого и надо было ему добраться до ракет и на самый худой конец выключить таймер системы самоуничтожения — выиграть время, чтобы найти новый способ получить ракеты в свое распоряжение, где с ними разберутся отечественные специалисты. Да, это было единственным, чему его успели научить: как остановить таймер.

Но ведь технетские мины могут сработать и сами: там и в самом деле не исключался собственный таймер — электронный, не определимый на слух. Да и сами контейнеры были минированы.

Словом, выхода он не видел. И все же надо было рисковать. Пробиться в трюм — даже силой, если понадобится. И пустить в ход те скудные знания взрывного дела, какие у него были. Шансов почти никаких. Однако, почти — не значит совершенно никаких. Он обязан рискнуть. И сделает это.

Милов нащупал пистолет во внутреннем кармане. Автомат пришлось оставить в машине: к отходу судна на берегу появились уже новые водители — скорее всего, опять люди Орланза, а может, и Базы — наведенные Клеврецем. Но судьба Восточного конвоя Милова более не волновала. Пусть жрут друг друга.

Милов бросил последний взгляд на берег. Повернулся и неторопливо зашагал по чуть колеблющейся палубе по направлению к третьему — первому с кормы — трюму.

Крышка трюма была закрыта и затянута брезентом, укрепленным клиньями. Однако, это было небольшой бедой. Куда хуже было то, что совсем близко от крышки, у противоположного борта, спиной к Милову стоял человек. Он глядел на уходящий берег — стоял чуть пригнувшись, как будто пытаясь хоть немного сократить все увеличивающееся расстояние между ним и земной твердью, — и роба на спине его, слегка натянувшись, явственно обозначила пистолет, засунутый, видимо, под брючный ремень со спины. Похоже, что трюм охранялся.

Однако, человек был всего один, и он не был готов к нападению. У Милова тоже не было четкого плана. Однако, сейчас нужно было попасть в трюм, получить доступ к ракетам. Выиграть это очко. А потом уже думать дальше: подсказывать будет сама обстановка. Придется, видимо, пойти на риск и попытаться обезвредить взрывные устройства самому. В случае неудачи произойдет лишь то самое, что случится и если он вообще ничего делать не станет.

Однако, ведь какой-то, пусть и крохотный шанс есть и на благоприятный исход: не настолько уж Милов на самом деле безграмотен…

Так или иначе — надо было пробиться в трюм.

Невольно вздохнув, Милов сунул руку в карман.

Он уже вынимал пистолет, когда сзади послышались шаги, и Милов застыл, не завершив движения, стараясь сохранить спокойствие.

Подошедший остановился за его спиной, закурил, на Милова пахнуло дымком скверной сигареты. Люди эти не процветали. Ну и наплевать. Было тихо, внизу работала машина, палуба чуть подрагивала. Вероятно, кто-то находился на мостике — отсюда Милов не видел, — но палуба была пуста. Было, в общем, тихо, только стоявший сзади громко посапывал в промежутках между затяжками, да тот, что опирался на релинг, негромко кашлянул и сплюнул за борт. И снова наступила тишина. Потом она нарушилась. Звук был похож на выстрел. Милов встрепенулся, а стоявший позади сделал шаг и приблизился к Милову совсем вплотную, встал рядом. Милов искоса глянул на него и наткнулся на такой же — искоса — взгляд. Когда их глаза встретились, тот улыбнулся.

— Ну, привет, пенсионер, — поздоровался пришедший. — Только не делай резких движений, пожалуйста. Всё в порядке.

Пока он говорил это, Милов успел прийти в себя.

— Рад видеть тебя, Мерцалов, — ответил он безмятежно.

(Отсчет закончен)

— Я ожидаю удивленных восклицаний, — сказал Мерцалов.

— По-моему, стреляют, — сказал Милов задумчиво.

— Да вроде бы, — услышал он в ответ.

— Что это значит? — Милов на всякий случай шагнул в сторону.

— Да так, — сказал Мерцалов. — Детали. Неприятности. Для кого-то мелкие, для других — крупные. Но не для тебя. Ты не должен волноваться. Учти: я продолжаю заботиться о твоем здоровье.

— Пожалуй, я спущусь, — сказал Милов. — Становится прохладно.

— Отчего же нет, — согласился Мерцалов. — Только сперва отдай мне рацию. Ту самую, что у тебя в кармане. Очень разумно, что ты до сих пор не включал ее. Пока еще это преждевременно. Оружие можешь оставить себе.

— Спасибо, — поблагодарил Милов. — Это всё?