Юрий Тупицын - Дальняя дорога

Лицо девушки было печальным. Гирин вдруг понял, что ему никак, ну никак не хочется ловить зевсовых птиц! Было в этом лично для него нечто нехорошее, кощунственное, сродни тому, что ударить женщину или сделать пакость товарищу, с которым летаешь в одной паре. В судьбе красных журавлей было что-то общее с судьбой летчиков, особенно тех, кто ведет неустанный воздушный бой на переднем фронте научного прогресса.

— А без красных журавлей никак нельзя обойтись? — осторожно спросил Александр.

Секунду девушка смотрела на него, похоже не совсем понимая, о чем он завел речь, а потом озорно улыбнулась:

— Можно. Но не нужно! Ваш путь домой через красных журавлей — самый короткий путь. Да и вообще, ловить журавлей в небе, разве это не интересно? — Она заговорщицки понизила голос. — Люци хитер, но ведь и мы с вами, когда это нужно, можем стать хитрыми. Журавля мы поймаем, но Люци его насовсем не отдадим.

— Каким же образом?

— А это уж не ваша забота!

Гирин задумался. Как это ни странно, а он был вовсе не против надуть лукавого оборотня! С полегчавшим сердцем он спросил:

— И что мы будем теперь делать?

— Завтракать. Отдыхать. И ждать. Как и земные перелетные птицы, красные журавли придерживаются определенных маршрутов. Один из них проходит прямо через лагерь. Около полудня птицы будут здесь. — И Дийна показала рукой на густо-синее небо, которое в одном месте было расплавлено и выжжено яростным голубым солнцем.

Время тянулось лениво, как оно тянется в ожидании летной погоды, когда эта самая погода все устанавливается, устанавливается и никак не может установиться. Дийна занималась своими делами, не совсем понятными Александру, непонятными прежде всего потому, что он не обращал на них сознательного внимания. Казалось, предстоящая операция поимки красного журавля нисколько ее не волновала, а Александр не находил себе места. Он еще и еще раз перебирал порядок своих действий: дождаться пролета красных журавлей, взлететь вслед за Дийной и все время держаться рядом с ней, особенно после входа в грозовое облако, а затем по ее сигналу ринуться к красному журавлю и крепко ухватить рукой за длинный клюв, так чтобы он не мог его открыть. В трансе подзарядки птицы-громовержцы полностью отключаются от окружающего — кого им опасаться в чреве грозового облака! Но иногда реагируют на прямые прикосновения. Поэтому и нужно принять меры предосторожности: журавли мечут свои молнии через полуоткрытый клюв, стоит клюв зажать, как они лишаются своего грозного оружия. О Дийне ему не следует беспокоиться ни при каких обстоятельствах, она уверила Александра, что может создавать вокруг своего тела магнитную противозащиту разрядам и поэтому полная безопасность ей обеспечена. Он должен заботиться лишь о деле и о самом себе!

Еле слышный, но глубокий звук оторвал Александра от размышлений, точно вздохнуло само густо-синее небо. Гирин вскочил на ноги и крикнул девушке, рубашка которой голубела среди кустарника:

— Журавли!

Дийна вышла на поляну, посмотрела на солнце.

— Вам показалось, рано. Они пролетят примерно через полчаса.

— Нет, — уверенно возразил Александр, — я слышал. Летят красные журавли!

Дийна с сомнением взглянула на него, прислушалась, и снова глубокий звук, словно вздох, опустился с неба на редколесье.

— Они! Далеко вы их услышали.

— Я ждал. И ждал совсем не так, как ждали вы.

Девушка внимательно взглянула на него, но ничего не сказала. Крики журавлей становились яснее и звонче, скоро Дийна заметила птичий треугольник и указала на него Александру.

Птицы-громовержцы летели выше, чем в прошлый раз. В свете голубого солнца они казались не красными, а черными, лишь концы крыльев отсвечивали тусклым багровым огнем. «Олла! Олла!» — падал на редколесье звучный, зовущий крик.

— Пора, — сказала Дийна, следя глазами за птицами.

— Я готов.

— Пора, — повторила девушка, обращаясь уже непосредственно к Александру, и, мягко оттолкнувшись ногами, поднялась в воздух.

Они летели с Дийной в полукилометре от журавлиного строя, лишь немного поотстав, в правом пеленге. Скорость была большой, около семидесяти километров в час, нещадно палило солнце, но встречный поток воздуха не давал перегреться. Через час полета Дийна, подскользнув к Александру вплотную, крикнула, перекрывая свист ветра:

— Готовьтесь! И держитесь рядом со мной!

Впереди по курсу небо стало туманиться, теряя прозрачность, и сереть, понемногу вырисовывались очертания лохматой облачной массы. Круто развернувшись влево, Дийна зашла в хвост журавлиному строю и начала сокращать дистанцию. В левом ряду было четыре журавля, в правом — семь.

— Брать будете крайнего правого!

— Понял!

Облако было рядом, это было ощутимо и зрительно, и по резким порывам ветра, которые начали бесцеремонно швырять Александра в разные стороны, Дийна оказывалась то выше, то ниже. Он прилагал большие усилия, чтобы держаться рядом, следить за журавлями стало некогда, пришлось во всем положиться на свою спутницу. Гирин знал, что Длина решает сейчас сложную задачу. Если поторопиться, то не успевшие впасть в транс журавли могут заметить их и атаковать. Если немного запоздать, птицы углубятся в грозовое чрево, молнии которого пострашнее журавлиных.

— Руку!

Александр послушно протянул руку, Дийна крепко обхватила его кисть и резко прибавила скорость. Пронзительно завыл ветер, выжимая из глаз слезы. Через несколько мгновений они окунулись в облачную, дышащую влагой и холодом массу, и тут же Александр ниже и впереди себя увидел силуэт большой птицы, мерно взмахивающей крыльями.

— Вперед, Саша!

Александр выпустил руку девушки и нырнул к журавлю. В тот же миг журавль повернул голову, и на Гирина строго взглянули большие серебряные глаза. Клюв приоткрылся, и вспышка голубого пламени смяла Александра.

— Дийна! — теряя равновесие, крикнул он.

Но в ответ снова полыхнул огонь.

— Нина!

Очнулся Александр в свободном падении. Он летел в сером и влажном облачном мареве, его крутило и вертело во всех трех измерениях, трудно было даже разобрать, где небо, а где земля. Александру вдруг подумалось о том, что напрасно преисподнюю рисуют в огненно-черных тонах. Не говоря уже о красном, даже в черном цвете есть нечто утверждающее — пусть через отрицание. Настоящее небытие — это не утверждение и не отрицание, а нечто такое же вот серое и неопределенное, как эта облачная утроба.

Земля!

Она открылась не сразу, а вырисовалась постепенно. Александр ощутил острый укол тревоги: он легко опознал район своего аэродрома — широкую ленту автострады, голубую змею реки, лесной массив, а на его западной окраине озеро. Родной аэродром в далеком инозвездном мире? Это было непонятно, это тревожило, пугало. И сердце вдруг приостановилось на миг, а потом зачастило, все время сбиваясь со своего здорового мерного ритма. Трудно стало дышать, словно лежал Александр не на веселой и озорной встречной струе воздуха, а в темном и душном подвале.