Юрий Тупицын - В дебрях Даль-Гея

— Заходите, — сказала Тика, кивая на дверь.

Лобов удивленно взглянул на нее. Тика вздохнула:

— Да заходите же!

Лобов пожал плечами, открыл дверь и вошел в туалет. Там было темно. Он начал шарить по стене в поисках выключателя, но в это время дверь захлопнулась и вспыхнул такой ослепительный свет, что Иван невольно зажмурился. В тот же миг оба его запястья перехватили сильные руки, что-то звякнуло.

Лобов дернулся, но его цепко и умело держали сразу с двух сторон.

— Спокойно, — прозвучал чей-то безликий голос.

Лобова подтолкнули и куда-то повели. Хлопнула одна дверь, вторая, свет потерял свою нестерпимую яркость. Он приоткрыл глаза и увидел двух мужчин в темных очках, стоящих от него справа и слева. Его уже не держали, но привычной свободы Иван не чувствовал. Опустив глаза, он понял, в чем дело: руки его были скованы — запястья охватывали металлические браслеты, соединенные цепочкой.

Изучая историю, Иван знал, что такое наручники, которые широко применялись в полицейской практике. Он был в наручниках! Мужчины, плотные, коренастые, стоящие рядом, сняли свои огромные темные очки. Лица у них были равнодушные, грубоватые, чем-то похожие на лицо Стига, только в более упрощенном варианте. Ивана опять легонько подтолкнули в спину.

— Проходите.

Лобов, не торопясь, пошел по довольно широкому коридору, освещенному плафонами, вделанными в потолок. Охранники шагали, чуть приотстав, почтительно поддерживая его за локти кончиками пальцев, точно опасались, что он вдруг повернет и проскочит сквозь стену. Иван усмехнулся: «Эти крепкие здоровые люди боятся меня. Вот что значит успешно пройти проверку!»

Через массивную, возможно, бронированную дверь Лобова ввели в просторную комнату, которую он про себя назвал приемной. На широком диване сидели четверо здоровых парней, а напротив них на подлокотнике кресла пристроился, непринужденно покачивая ногой, старый знакомый — Стиг. Он щурил в насмешливой улыбке свои холодные глаза.

— Ивви! — весело сказал он. — Наконец-то! А то я начал было беспокоиться.

Он подошел к Лобову и ловким профессиональным движением провел несколько раз сверху вниз по его одежде.

— Я без оружия, — сказал Лобов.

— Теперь я в этом уверен, — усмехнулся Стиг. — Прошу прощенья.

Он достал из бокового кармана Лобова бумажник. Просмотрел его содержимое, положил обратно в карман. Критически осмотрел Лобова с головы до ног, взял за руку, пригляделся к часам, качнул головой:

— Вот уж не думал, что вы такой модник.

— Стараюсь, — процедил Лобов.

Стиг молча прошел вперед. Ивана подтолкнули в спину вслед за ним. Широкая дверь автоматически отъехала в сторону, и Лобов оказался в кабинете. Стиг посадил его на массивный табурет, намертво привинченный к полу метрах в пяти от обыкновенного стола. На столе стоял письменный прибор, видеофон, диктофон — в общем, все, что обычно стоит на столе делового человека Даль-Гея. Зато боковая стена, слева от Лобова, напоминала пульт управления энергостанцией. Из нее выходили какие-то трубки, кабели, шнуры, оканчивающиеся разными, совершенно незнакомыми Лобову щупами, контакторами и манипуляторами. Он понял, что вся эта аппаратура — орудия веками отработанных изощренных пыток, контроля и принуждения. Лобову стало не по себе, и пришлось сделать известное волевое усилие, чтобы исчезло неприятное, тянущее ощущение под ложечкой.

Тут он перехватил насмешливый понимающий взгляд Стига.

— Не дрейфьте, — покровительственно сказал Стиг, — самое страшное позади. — Наклонившись, он отомкнул ключиком наручники, снял их и предупредил: — Только без глупостей. Здесь ведь разговор короткий. — Стиг дернул углом рта, засмеялся и добавил: — А я у вас в долгу. У меня с этим Оуном старые счеты.

Один из гангстеров вышел в приемную, оставив дверь открытой, другой сел на стул возле той, страшной стены. Не таясь от Лобова, а может быть и специально демонстрируя ему, он достал из кармана большой пистолет, проверил его и снова сунул в карман куртки. Стиг остался стоять, прислонившись спиной к противоположной стене. Временами он останавливал свой взгляд на Лобове и ободряюще улыбался.

Вдруг из приемной послышался легкий шум, видимо, все сидевшие там дружно вскочили на ноги.

— Здравствуйте, мальчики, — послышался мягкий приветливый голос.

— Добрый день, патрон, — хором ответили «мальчики».

— Как дела с картиной Айола, Тодди?

Айол был одним из самых известных живописцев Даль-Гея, причем он был по-настоящему крупным и самобытным художником.

— Она ваша, патрон.

— Спасибо, дружок. — И после паузы: — Рэг, что-то у тебя глаза не так смотрят. Опять?

— Разве самую малость перебрал, патрон, — виновато пророкотал хриплый басок.

— Не надо излишеств, дружок, — увещевающе сказал мягкий голос. — Я очень прошу тебя. Я не против того, мальчики, чтобы вы развлекались, как вам по душе. У нас не храм мирового духа. Но работе это не должно мешать. Ты меня понял, Рэг?

— Понял, — поспешно ответил осипший басок.

Лобов не сводил ожидающего взгляда с двери. В кабинет вошел статный немолодой мужчина с удлиненным благородным лицом. Стиг отделился от стены и угодливо подался вперед.

— Все готово, патрон.

— Спасибо, дружок.

Вошедший мельком взглянул на Лобова добрыми умными глазами, сел за стол и приветливо сказал:

— Рад вас видеть, ленд Ивви Лонк. — Он улыбнулся, отчего вокруг его глаз собрались морщинки, и вежливо представился: — Меня зовут Эйт Линг, для друзей просто Эйти.

Лобов, несколько сбитый с толку обликом и манерой поведения Линга, который оказался вовсе не похожим на созданный его воображением образ матерого гангстера, молча поклонился.

Разглядывая его, Линг улыбнулся еще шире, показав ровную полоску белоснежных зубов.

— Признайтесь, вы удивлены? Вы ожидали встретить чудовище, а не человека. — Линг сцепил пальцы рук и вздохнул. — Вы думаете, я люблю свое дело? О, я бы с радостью забросил его, но все мы рабы обстоятельств, все мы опутаны, как цепями, своей прошлой жизнью. — Он несколько оживился. — Знаете, что я люблю больше всего, дорогой Ивви? Живопись! Вот божество, которому я поклоняюсь бескорыстно. Если мы с вами подружимся, а я искренне надеюсь на это, я познакомлю вас со своим собранием картин. Уверяю вас, — в голосе Линга зазвучали нотки откровенной гордости, — в ней есть настоящие шедевры. Я ведь и сам не чужд искусства. Несколько раз выставлялся, под другим именем, разумеется, а однажды получил приз. Всего лишь поощрительный, но я бы его не променял на все свое состояние. — Линг сделал небрежный жест. — Однако вернемся к прозе жизни, к делам. — Голос его звучал теперь особенно проникновенно. — Я искренне надеюсь на ваше чистосердечие, дорогой Ивви. Поверьте, попытки лгать, умалчивать все равно будут разоблачены, у нас есть для этого средства. — Линг скользнул взглядом по страшной стене. — Мне лично они отвратительны, но жестокая необходимость выше наших с вами эмоций.