Юрий Тупицын - В дебрях Даль-Гея

Смущало, правда, что Иван явился на встречу в одиночестве, замыслив, видимо, нечто экстраординарное, некий кунштюк, не имевший дотоле прецедента и не вполне одобряемый, а может быть, и вовсе не одобряемый Климом и Алексеем. Но и это обстоятельство не только не перечеркивало, а напротив, подтверждало далийский вариант — любые земные операции в Даль-Гее в условиях неразберихи перемирия были рискованны. И наконец, Снегин верил в то, что замысел Ивана имеет далийскую ориентацию еще и потому, что ему очень хотелось верить в это: такой замысел торнадовцев соответствовал его собственным намерениям.

— Ты и сам хорошо знаешь, — рассказывал Снегин, — что Таиг всегда с большой симпатией относился к земной цивилизации, хотя никогда не переставал быть истовым далийцем.

— Знаю, — подтвердил Лобов.

— Он и к институту умроков относился истинно по-далийски, двойственно. Поэтому и был сначала низложен: в своей двойственности он не устраивал ни Народный Фронт, ни Яр-Хис. А потом восстал из пепла забвения как феникс, потому что такой выраженный политический дуалист как раз и нужен был Согласительному комитету.

— Политический двурушник, твой Таиг! Хотя, конечно, в личном плане — это обходительный, да и просто порядочный человек.

— Он такой же мой, как и твой, — холодновато отпарировал Снегин и, помолчав, продолжал уже спокойно. — Насколько я понял, от политического двурушничества Таиг излечился.

— Революция его излечила. И в особенности — отставка!

Снегин рассмеялся, разглядывая старого товарища так, словно увидел его впервые.

— А ты и впрямь озлился!

— Озлился?

— Это так, к слову. Революция, отставка думы, переломы что тут первично и что вторично, в конце концов, не так уж существенно. Существенно, что позиция Таига определилась: и в отношении симпатий к Земле — они укрепились, и в отношении института умроков — он понял, что возврата к воспроизводству генетических рабов не будет. Но Таига смущает, что Яр-Хис согласился на упразднение института умроков безо всяких предварительных условий. Хотя именно умроки всегда были ключевым пунктом разногласий между народниками и яр-хисовцами!

Лобов согласно кивнул, сосредоточенно размышляя о чем-то. Потом поднял глаза на товарища:

— И ты веришь, что Таиг действительно не знает, в чем тут дело?

— Я верю Таигу потому, что он был откровенен в своих сомнениях и так же откровенно попросил помощи! И вспомнил при этом о визите в Даль-Гей экипажа «Торнадо» десятилетней давности.

— Вот как? — Лобов не скрыл своего удивления.

— Именно так, — в голосе Всеволода прозвучала нотка удовлетворения, а может быть, и самодовольства. Лобов ее уловил и догадался, что Таиг вспоминал, в лестных выражениях конечно, не только экипаж «Торнадо», но и самого Всеволода Снегина.

— И вспомнил Таиг о вашей троице не просто так. Он ясно дал мне понять, что приветствовал бы присылку в Даль-Гей земных наблюдателей-инкогнито, людей, знающих и любящих далийскую культуру, людей опытных, храбрых, проверенных в ответственных делах. Примерно таких, как Иван Лобов, Клим Ждан и Алексей Кронин.

— А тебя не упомянул?

Снегин не сдержал улыбки.

— Упомянул. Но я разъяснил, что в нынешнем моем положении участие в такой операции вряд ли возможно.

— Ты хочешь сказать — невозможно, — поправил Иван спокойно. — Шпионаж есть шпионаж, независимо от того, ведется он с добрыми намерениями или со злым умыслом. Но что негоже Юпитеру, то гоже быку. Хм!

Глаза Снегина похолодели, став похожими на голубые льдинки.

— Ты хочешь меня обидеть?

— Да что ты! И в мыслях не было, — чистосердечно покаялся Иван, — просто размышляю вслух. Ведь Таиг — тоже Юпитер в своем далийском мире. Ну, если и не сам Юпитер, то Меркурий, его, так сказать, полномочный представитель с крылышками на ногах, который на роль быка тоже никак не годится. И тем не менее, Таиг не побоялся, а главное не постеснялся предложить тебе открытый лист на шпионаж в своем родном отечестве. Тебя не настораживает это приглашение к шпионажу?

— Нет, не настораживает! Прежде всего потому, что это не шпионаж. Это разведка в интересах Народного Фронта и Согласительного комитета.

— Прежде ты не очень-то жаловал игру словами.

Снегин снисходительно усмехнулся:

— Я и теперь ее не жалую, чего нельзя сказать о тебе. Называя любой сбор информации шпионажем, ты сваливаешь в одну кучу белое и черное, как раз и превращая серьезное обсуждение в игру словами. Ты стал демагогом, Иван, чему я, ей-же-ей, искренне удивляюсь.

— Каждому свое, — смиренно сказал Лобов.

Снегин покачал головой, подозрительно приглядываясь к товарищу.

— Какой-то ты странный, на себя непохожий. То злой, то смиренный, то осторожный, как кошка в засаде.

— Ищите — и обрящете, толцыте — и отверзется и дастся вам, — пробормотал Лобов. — Как все просто! И как верно в своей сути! Но всегда ли верно? Всегда ли оно дается — то, что ищешь и пытаешься обрести?

— Ты о чем? — не понял Снегин.

— Просто так, мысли вслух, — не без смущения признался Иван. — А вообще-то, Таиг прав, непредубежденный взгляд, причем не извне, а изнутри далийского общества, может решить эту проблему. В здравомыслии экс-президенту не откажешь! Но, выдвинув обвинение в шпионаже, легко развязать себе руки. А срубленную голову даже современная медицина не может водрузить на ее законное место.

Повинуясь импульсу, Снегин хотел сказать что-то, но в самый последний момент удержался. Лобов, пилот экстракласса, хотя и не следил за товарищем, машинально отметил этот порыв его, порыв его сердца, не разума. И грустно улыбнулся.

— Ты хотел сказать, что десять лет тому назад, направляясь в Даль-Гей, я не думал о том, что могу потерять голову?

Поколебавшись, Снегин признался:

— Хотел.

— И ты подумал, не слишком ли осторожничать стал постаревший на десять лет командир патрульного гиперсветового корабля Иван Лобов, не так ли?

И снова, после заметно более долгого колебания, Снегин признался:

— Подумал.

Лобов удовлетворенно кивнул, помолчал и успокоил товарища:

— Не волнуйся, Всеволод. Я не излетался, не извелся горем, не потерял кураж. Ты угадал, я озлился! А осторожничаю потому, что принимать решение мне приходится не за себя, а за других. Видишь ли, лично я в Даль-Гей пока не собираюсь. Ну, а за Клима и Алексея я готов поручиться — они согласятся.

— А ты?

— Я пока воздержусь. У меня другие заботы. — Он виновато улыбнулся. — Собственно, из-за этих забот мне и потребовалось встретиться с тобой так срочно. И наедине.

Циркулярное сообщение о перемирии в Даль-Гее, поступившее на «Торнадо» с запозданием, сразу изменило атмосферу на его борту. Разговоры о причинах вывода корабля на почетную трассу были позабыты. Экипаж «Торнадо» считался специально подготовленным для патрульных и всяких других экстраординарных работ как на самой Далии, так и в ее космических окрестностях. Поэтому естественно было думать, что кратчайшую дорогу на Землю «Торнадо» дали для того, чтобы сразу же, без задержки подключить его экипаж к какой-то важной инициативе, связанной с Даль-Геем. Для Алексея Кронина и Клима Ждана такое объяснение было еще и желанным. Особенно для Алексея, у которого конечно же затеплилась надежда на встречу с Кайной Стан.