Вера Космолинская - Туннелирование

— А вы весьма недипломатичны, — заметил я. — Чего вы хотите добиться вашей угрюмостью? Международного скандала?

Она вперила в меня стальной взгляд. Я понял, что она надеялась, что я все еще боюсь ее, на животном подсознательном уровне. Может, так оно и было. Но этот уровень пришлось бы долго выкапывать из-под наслоений воспоминаний других личностей. Иногда они мешают жить мне самому, а когда-то из-под тех же наслоений она не смогла раскопать то, что ей было нужно. Именно это она называла ложью.

— Интересно, что она вам сказала? Может быть, наплела, что остановила действие рефлексора ранее, чем через полчаса?

Я промолчал. Так оно и было. Но кто кому плел? Раньше, или прямо сейчас?

Она слегка улыбнулась и покачала головой.

— Я надежно выждала время. Я должна была убедиться, что могу воздействовать на вас в будущем, даже если больше не стану применять этот аппарат в действительности. После того, как проходит полчаса, связи в нервной системе остаются навечно. Собственно и частицы аппарата навсегда остаются внутри. Его не нужно применять больше, чтобы иметь возможность использовать в любой момент. Я всегда могу остановить ваше сердце. На секунды, или дольше. Нужен лишь зрительный или слуховой контакт.

— А вы сознаете, что рискуете гораздо больше, чем я?

— Слишком многое поставлено на карту, принц Эрвин, — усмехнулась она. — Но мы можем договориться. Сделайте, что я прошу, и я вас не трону. Обещаю. И не тронет позже кто-либо другой, если вам удастся хитростью от меня избавиться. Я знаю, страх, внушенный рефлексором, отпечатывается на всю жизнь. Избавьтесь от меня сейчас, и я обещаю вам, что однажды вас убьют именно с его помощью. Или, разумеется, вы можете покончить с собой, — прибавила она иронично.

— Вы очень храбрая женщина, — констатировал я рассеянно.

— Вы хотите, чтобы я доказала вам, что вы трус? Если и не были, то стали, после того, что я с вами сделала.

«Последний раз я вижу тебя храбрым», — сказала она мне перед тем, как механизм начал свое действие.

— Хорошо, — кивнул я. — Докажите мне. Прямо сейчас.

Лидина заколебалась.

— Прошу вас, — улыбнулся я. — Я настаиваю. В конце концов, мне очень интересно, о чем вы там говорите.

Она все еще медлила, так что я заговорил снова:

— Но прежде, чем вы попытаетесь меня убить, ответьте на один вопрос — вы причастны к смерти моей семьи?

На ее пергаментных щеках появились два контрастных ярких пятна.

— Возможно, — проговорила она задумчиво, почти неуверенно, обдумывая, как бы ей получше использовать этот момент.

— После того, что вы уже сказали, неужели вы опасаетесь, что в этой комнате ведется запись?

— Вовсе нет, — улыбнулась она. — Но запись можно подрезать в нужных моментах. Разглашение того, о чем мы уже говорили, сыграет против вас, покажет, что вы зависимы и недееспособны. Не можете быть монархом.

— Я и не монарх, пока что.

— Принц-регент? Не смешите. Все дело в названии. Может быть, в чувстве вины? Потому что вы считаете виновным в их гибели себя. А может быть, так оно и есть?

Бокал в моей руке задрожал. Я только чудом поставил его на столик, не разбив.

— Так вы ведете запись? — осведомилась она. — Может быть, там останется ваше признание в содеянном. Ведь если они знали, что вы недееспособны, это было вам на руку — остаться одному…

— Они ведь не единственные, кто знал бы.

— Но единственные, кто мог использовать это знание без доказательств. Разве мне неверно сообщили, что намечалась официальная перемена наследника? А вы только что показали, что прекрасно все помните.

— Разве? Я услышал лишь, что у вас нет доказательств. Может, предъявите их хотя бы мне?

— Вы в самом деле этого хотите? — ее глаза загадочно поблескивали.

— Если, разумеется, вы вообще это можете.

— Ваше чувство вины настолько глубоко? Вы полагаете, это поможет вам забыться? Переложить вину на другого? Считать, что вы находились под посторонним влиянием? Ну извольте, — она торжествующе подняла руку. — Я держу ваше сердце, и мне нужно лишь сомкнуть пальцы, чтобы это перестало быть пустым разговором.

Ее пальцы напряглись, сжимаясь, я смотрел на них, но представлял в них ее собственное сердце. В груди глухо кольнуло. Но это было все. И скорее всего, было лишь следствием «пустой беседы». Она сама совершила ошибку. Я был в такой ярости, что едва ли она сумела бы перебить волну гнева страхом, даже будь у нее шанс. А будь мы в другом времени, может, даже, мне удалось бы воздействовать на нее саму, как случилось когда-то с Пеллинором. Мне лишь представилось, что бешенство ударило из меня огненной волной. А он и впрямь это почувствовал. И лишился чувств.

Ее взгляд стал чуть недоуменным и озабоченным. Она сжала пальцы сильнее.

— Вы в самом деле пытались напугать меня этим? Думаете, я настолько внушаем?

Она деланно небрежно рассмеялась.

— Стоило попробовать.

— И оставить на записи доказательство вашей недееспособности, а не моей. Кстати, о чем вы, черт побери, вообще говорили? Что такое рефлексор?

Она посмотрела на меня с таким видом, будто собиралась вскочить, как ошпаренная кошка.

— Кто вы, черт побери? — ответила она вопросом на вопрос. — Двойник? Брат-близнец? Вас было двое? — «Да, и одного из нас звали Мордред», — мог бы ответить я не так уж давно.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите.

— Тогда, я надеюсь, вы передадите мои слова по адресу.

— Ответ от адресата здесь и сейчас. Боюсь, вы подверглись какой-то интоксикации, не только ваш официальный представитель. Настоятельно рекомендую вам обратиться к врачу.

Она окинула меня задумчивым взглядом с головы до ног.

— Я начинаю подозревать, что не помешало бы генетическое расследование.

Я холодно улыбнулся в ответ.

— О, не беспокойтесь. Тут все на высоте. И как вы понимаете, ваши требования снова не будут выполнены. Вы провалили миссию с треском, мадам.

Она опустила голову, прикусив губу.

— А вы ведь могли бы меня понять, — проговорила она совсем другим тоном, почти кротким. — Вы же знаете, что я лишь хочу вернуть своих детей. У вас тут… небезопасно.

— У нас?.. — уточнил я.

— Вы же не будете отрицать произошедшего несчастного случая. И по словам полковника Страйкера, вчера и вы подверглись нападению на прогулке.

— И это навело вас на мысль, что я сам причастен к подобным несчастным случаям?

— Я не знаю, что и думать. Я лишь беспокоюсь за своих детей. Я готова на все, лишь бы защитить их.

— Вы можете быть уверены в одном. Здесь они в куда большей безопасности, чем рядом с вами.

— Это угроза? — встрепенулась она.

— Не надейтесь, — ответил я довольно таки угрожающе.

— Но как вы можете гарантировать их безопасность, если не можете гарантировать своей?