Марзия, Габдулганиева - Нф-100: Врата Миров

Илья допил остывший чай и поднялся в номер. Спустя несколько минут он выходил из комнаты в спортивной экипировке и большим станковым рюкзаком за спиной.

- Уезжаете? - остановил его вопросом портье.

- Да, хочу съездить с друзьями в горы, номер пусть пока останется за мной.

В этот раз предстояло ехать в горы Средней Азии в район ущелья Коксу. Могла ли поездка оказаться такой же бесполезной, как и предыдущие, Илья не знал. Но какое-то чутье ему подсказывало, что ни за что на свете не откажется от бесконечных переездов. Ему давно стало понятно, что дело не в том, что его отец постоянно перемещается из субтропиков в пустыню, с океанских просторов в леса: так создавался образ Ильи, неутомимого и любознательного путешественника, и в какой-то момент времени ему неизбежно придет приказ выехать к месту долгожданной встречи.

В прошлом путешествии пришлось больше месяца провести в изнуряющем переходе по безлюдной пустыне. Монотонно, изо дня в день покачиваясь между верблюжьих горбов, Илья настолько утратил ощущение реальности, что напрочь забыл о цели своего путешествия, о том, где находится. Эти желто - коричневые пески могли находиться в любой точке любой планеты, любой перекрестке Вселенной, настолько они соответствовали его духу одиночества и одновременно единения с космосом. Не имело значения, какое время показывают часы, куда идет караван, в каком ты месте. Существовали только день, когда можно отдохнуть от зноя в тени выносливых кораблей пустыни, и ночь, когда мерно покачиваешься под яркими звездами на черном небе на спинах молчаливых животных.

Песчаная пустыня на удивление не казалась однообразной, а вносила в душу умиротворение и безмятежный покой. В самый зной караван бедуинов замирал: верблюды расслабленно лежали, сливаясь с окружающим песком, кочевники скрывались в небольшой тени незаменимых помощников; тогда мысли Ильи текли вяло и словно сами по себе, из ниоткуда. Не было в них ни капли досады на изменчивый, неугомонный мир, лишь полное погружение и проникновение в грандиозное и необъяснимое, где сам себя считаешь маленькой, но очень важной песчинкой мироздания.

С тех пор Илья влюбился в желтый цвет, в невозмутимых внешне, но страстных в душе бедуинов. С тех пор он стал писать стихи и пребывал в полной уверенности, что пустынный пейзаж, мерное покачивание лениво бредущих верблюдов, выстроившихся в изломанную барханами линию, рождает больше поэтов, чем любые другие условия.

Новый маршрут в ущелье среди гор манил своей новизной, и, судя по внеурочному появлению почтового голубя, он и есть решающий. Там, в конечной точке его пути будет ждать ничего не подозревающий о его существовании отец.

- Один билет на ближайший автобус до Бричмуллы, - Илья подал деньги в окошечко автостанции, где дремала полусонная кассирша.

- Вот еще один на Бричмуллу, - крикнула кому-то в пространство за собой кассирша и молча выдала билет Илье.

- Я, как вы, козликом неизвестно куда не смогу перепрыгнуть, и здесь не хочу один оставаться, - голос Сережи неожиданно затих. Саша окончательно проснулся, когда, повертев головой во все стороны, не нашел рядом своего друга.

Сильно примятая хвоя указывала, что недавно рядом с ним кто-то сидел. Ясное дело - Сережка. Может, за водой пошел?

- Хватит шутить, вылезай, - не на шутку рассердился беспечности своего друга Саша. Иногда заботливость Сергея перевешивала элементарную осторожность, и тот забывал о безопасности, считая все окружающее увлекательной игрой. Не думал ли и сейчас, что происходящие события - всего лишь военизированная игра на пересеченной местности? Да нет, не совсем же он такой доверчивый. Саша отбросил эти мысли и решил осмотреть окрестности в поисках Сережи, жалея о том, что громко звал его. Бравые спецназовцы чудесным образом канули в воду, но неизвестно, какие неожиданные встречи ждут впереди.

Водоем, поглотивший спецназовцев, исчез. Не мог же он привидеться? Саша отчетливо помнил и вертолеты, и Виктора с Диной, которую заставляли рисовать, и... до чего же сильно болит голова. Надо пройтись, найти Сережу.

С физическим усилием, сравнимым с напряжением строителей пирамид, он с трудом заставил себя привстать, разогнуться и тут же опустился на подстилку из колючей хвои - в голове все завертелось, закружилось, как будто его засунули в центрифугу гигантской стиральной машины, которая мелко-мелко дребезжала в висках и не давала сосредоточиться. Оставалось прибегнуть к испытанному средству - отпустить боль от себя. Для этого Саша крепко сжал виски, надавив большими пальцами на височные ямки, мизинцами он коснулся центра лба, а остальные пальцы расположил равномерно куполом до макушки головы и начал ритмично нажимать и отпускать. "Черепашка по черепушке", так он называл для себя это лечение. Сам метод он подглядел у местной знахарки, а позже прочел в китайской книге по иглоукалыванию что-то подобное. Старуха, сама того не зная, активировала энергетически активные точки, точки боли, как она их называла.

При первом нажатии резкая боль до тошноты пронзила всю голову, в ушах сильно зазвенело, следующие манипуляции растеклись по голове долгожданным теплом и угнетающий шум с тошнотворным состоянием постепенно отступили. Теперь мальчик смог вспомнить последние события и трезво их оценить.

Саша был не только замечательным художником, но прочитал много книг в печатном варианте, что в век плееров и различных аудиокниг считалось анахронизмом. Так же хорошо, как в живописи, он разбирался и в музыке. Его можно было спросить что угодно по теории и истории музыки, и он тут же выдавал полную версию написания произведения, время первого исполнения, первого исполнителя и много другой информации. Мало того, он мог любое произведение воспроизвести почти на любом музыкальном инструменте и однажды удивил всех на школьном концерте, когда исполнил "Полонез" Огинского на гитаре, никогда до этого не беря ее в руку. Но в среде мальчишек эти качества не особенно ценились, поэтому мальчик не выпячивал выдающиеся музыкальные способности и не претендовал на роль лидера, безоговорочно признавая ее за Олегом.

И сейчас он невольно копировал поведение лидера их маленькой дружной команды, хотя внешне это никак не проявлялось.

Еще с самого детства Саша чувствовал в себе необъяснимую силу, которая выражалась в его исключительной памяти.

Он тяготился этим своим даром, всегда хотел обычным среди своих сверстников. Прятал, как мог, свой дар и пытался ничем не выделяться. Иногда его таланты невзначай проявлялись. В эти мгновения он проклинал себя, мучился! Его жгло одно желание: быть, как все.

Впрочем, с возрастом он замечал, что всё видит наперед, и его дар нужен людям. Превратившись из малолетнего юнца в подростка, он уже не старался затереть в себе необычные способности и с радостью пытался помочь людям. Но этот дурацкий комплекс своей несвоевременной исключительности он в себе так и не изжил. Чувствовал неосязаемую вину перед о б ы ч н ы м и людьми.