Юрий Слащинин - Боги в изгнании (Художник В. Шершнев)

Во дворце шла ночная уборка. Десяток расторопных роботов, зажимая в конечностях скребки, щетки, сопла моющих и осушающих устройств, как стаде гигантских пауков, подгоняемое управляющим ими инжером, с шелестом и шарканьем удалялись по коридору, оставляя за собой лоск идеальной чистоты. Тадоль-па догнал чистильщика и пошел с ним рядом, поглядывая, как тот ловко манипулирует кнопками на переносной панели управления.

«Желаю крепкого здоровья, Тадоль-па», — сказал мысленно инжер, узнав ученого.

«И тебе желаю здоровья», — ответил старик. Встреча с чистильщиком была кстати, и Тадоль-па решил ею воспользоваться, попросил инжера завернуть в правое крыло.

«По графику там уборка через три дня».

Тадоль- па многозначительно посмотрел ему в глаза и как бы случайно соединил в колечко большой и указательный пальцы, изобразив таким образом знак объединения рабов для непримиримой борьбы. Инжер понял. Не глядя больше на Тадоль-па, он виртуозно прошелся по кнопкам висевшего на шее пульта управления, роботы остановились, попятились и повернули в правое ответвление коридора.

Стоявший на часах возле высотного лифта фарон, увидев двинувшееся в его сторону стадо роботов, вошел в кабину, Туда же шагнул Тадоль-па и, прежде чем страж успел выразить возмущение наглостью низшего, свалил его парализующим выстрелом. Кивнув остановившемуся в изумлении инжеру, чтобы тот продолжал работу, Тадоль-па закрыл дверь, надавил клавишу подъема. Кабина понеслась вверх сначала по этажам дворца, а затем заскользила по канатам под купол города.

Тадоль- па снял с фарона лучемет и приготовил его к бою. Может быть, к последнему, подумал он, разглядывая оружие. Оно было непривычным для рук: низшим запрещалось иметь даже простые ножи, а также другие «колющие и режущие предметы», как широко извещалось во всех уставоположениях. Однако Тадоль-па легко разобрался в назначении переключателей, перевел лучемет на ближний бой и приготовился к броску из кабины. Расчет строился на внезапности, на немыслимости для фаронов совершаемого баянном.

Кабина лифта мягко вошла в приемное устройство, раздвинулись дверцы, но пронзать лучом в вестибюле было некого: на маленьком столике валялась перевернутая фуражка, лоснившаяся от жира своим белым нутром, и витал специфический запах гигиенических кремов. Тадоль-па вышел из кабины, огляделся. Две распахнутые бронированные двери — одна против другой — вели в помещения станции. Слева — тишина, справа — непонятный гул голосов. Тадоль-па настроился на биопередатчик мыслей какого-то цузара и его глазами увидел груду денег на большом блюде лендлива. Азартная игра дошла до того пика, когда на лендлив бросалась вся наличность, чтобы отыграться и враз разбогатеть или окончательно разориться. На финальный размет собрались все цузары, оставив свои места за пультами надзора.

«Скоро пересмена. Хватит», — заметил кто-то благоразумно, но его слова потонули в хоре возбужденных голосов.

«Ставлю своего химика Масли!»

«Облезешь, пока дождешься от него пользы. А то как с Тадоль-па: провозишься два десятка лет, а он окажется пустым».

«А ты провел его в утилизатор?»

«Куда он денется? Расщепили уже, наверное».

Дальше рисковать было нельзя. Тадоль-па шагнул за порог второй двери и, уже перед тем как захлопнуть ее за собой, увидел недоуменно-испуганное лицо какого-то цузара, немо раскрывшего рот.

Через несколько мгновений раздались вопли, посыпались удары в дверь. Тадоль-па не обращал внимания. Он лучеметом срезал рычаг обратной подачи задвижки на случай, если у кселензов имеется какой-нибудь привод замка, и пошел оглядывать станцию надзора за мыслями, чтобы с ее помощью провести дерзко задуманную операцию.

Цузары были высокопоставленной прослойкой господствующей касты кселензов, порожденной Новым Порядком. Когда-то, в доисторические времена, в цузары шли презираемые всеми соглядатаи и доносчики, служившие каждому, кто захватывал власть. По мере развития цивилизации им доверяли следить за тем, кто что говорил или писал, а после тотального вживления в мозги микропередатчиков мыслей цузары стали обеспечивать единомыслие общества и безопасность господствующей касты.

На множестве экранов станции надзора Тадоль-па видел — текла обычная жизнь города. После ночных работ брели по улицам изнуренные скуды, сходились к спальным сотам; от раздаточных автоматов получали свертки с ужином, вяло съедали их содержимое, дожидаясь, когда транспортер выдвинет спальный короб, а затем быстро сбрасывали верхнюю одежду, ложились в короб и, прикрытые крышкой, уплывали в чрево спальных сот, где управляемые автоматикой штабелеры рассортировывали коробы по свободным ячейкам. Какие-то мгновения на экране отражались шевеления рабов и прекращались, когда в короб поступала порция усыпляющего газа. Инжеры и баянны, в отличие от скудов, пользовались привилегиями: вместо спальных коробов имели комнатки и засыпали не от дурманящего газа, а с помощью трансляторов снов. В этих снах они были свободными и счастливыми, совершали путешествия во времени и пространстве, любили красивых женщин, а женщины — крепких мужчин, рисковали жизнью ради спасения кселензов, пользовались за это их расположением, прекрасно отдыхали и в определенный час просыпались от смонтированного в видеосон сигнала пробудки, чтобы продолжить свое служение высшей расе уже наяву. После торопливых умываний и уборки спальни они спешили в питатели, а оттуда, дожевывая прихваченные с собой куски, расходились по местам службы, и на экранах возникали картины работы транспортных сетей, всевозможных автоматов обеспечения жизнедеятельности города, научных лабораторий систерии.

… В дверь усилились удары, надсадно заверещал какой-то сигнал вызова на связь. Надо было торопиться, и Тадоль-па сел в ближайшее кресло за пульт.

Для ученого разобраться в механизме, надзора не составляло труда. На панелях пультов, на креслах валялись сетчатые металлические шлемы — понятно, надо надеть шлем на голову. Надел. Перед глазами — десятки экранов, по которым транслируется личная жизнь поднадзорных кселян, а в уголке экрана светятся их индивидуальные номера. Тадоль-па набрал на клавиатуре пульта номер Кари, и на экране перед ним появился пешеходный тоннель, по которому шла Кари, а в уголке экрана светилась непонятная буква «П».

«А что это означает? Почему «П»? — заметался обеспокоенный взгляд Тадоль-па по панели пульта. Увидел кнопку с буквой «П», утопил ее — и тут же на экране появилось изображение его комнаты с двумя валяющимися на полу и на кровати фаронами. Изображение продержалось какое-то мгновение, прервалось и вновь стало воспроизводиться… Значит, Кари была у него, видела фаронов, а электронный механизм станции надзора отфильтровал опасное для кселензов видение и ввел его в память. Поэтому и стоит буква «П», понял Тадоль-па и содрогнулся, представив, что было бы, если бы не он сидел сейчас за пультом.