Иван Безродный - Волынщик у Врат Рассвета

— Тьфу! — только и мог сказать я.

Может, оно и к лучшему. Спорить уже не оставалось времени.

— Уводи деревню! — крикнул я напоследок Ритер-Не и закрыл за собой люк.

Нек забился в угол и глупо заулыбался, преданно расширив зрачки. Ишь ты, в мифологические герои заделался!

— Садись в кресло, придурок! — грубо рявкнул я. — Или хочешь, чтобы тебе вообще башку разнесло?

Нек смущенно потер ссадину у левого виска и перебрался в штурманское кресло. Я пристегнул его, завел двигатель и, продравшись сквозь кусты, выехал за околицу. Надо было двигаться на юго-запад, к владениям дартохенов. Но куда именно… Не поторопился ли я? Безо всяких сведений о передвижении тварей… Кажется, прибегал какой-то дартохен… Мой план стал понемногу трещать по швам. Вот что значит спешка!

— Дартохен сказал, инетаны идут по Ущелью Радости, — словно угадав мои сомнения, заявил Нек, страшно довольный, что может чем-нибудь помочь. — Ночью они были в районе Голубых Скал.

В моем возбужденном воображении возникло ночное ущелье и сотни, тысячи, миллионы тварей, покрывающих ее дно и склоны, недвижно застывших в холоде сумерек и мертвенно поблескивающих в призрачном свете луны Клондайка. Вот первые лучи утреннего солнца достигают покрытых прозрачной росой коричневых панцирей инетанов, вот ярко-оранжевая кровь все быстрее и быстрее струится по их венам, вот начинают шевелиться их суставчатые конечности, а яд скапливаться в смертоносном шипе. Одна, две, три, двадцать, двести тварей поднимаются и вздрагивают, пробуждаясь от ночного небытия, и вот постепенно возникают в их примитивном сознании мерзкие, потусторонние желания и побуждения. Все активнее продвигается по дну ущелья одеяло, сотканное из мириадов ненавистников всего живого в округе… Вот уже целое войско, непобедимая армада движется на земли милатохенов, уничтожая все на своем пути…

Как и в прошлый раз, курс стаи самцов мог пролечь стороной, но вероятность такого события равнялась практически нулю, ибо если самки оказались в районе деревни, «линия фронта» должна была пройти именно здесь. Самцы идут по их следам, по запаху, оставленному Будущими Матерями, которые небольшими группами передвигаются впереди основной массы в поисках лучших угодий для разведения себе подобных. Остальные группы самок вряд ли расположились далее, чем две-три мили в сторону, так что не заметить колышущуюся массу членистоногих мы не смогли бы при всем желании.

— Поль… — неуверенно проговорил Нек.

— А… Да…

Я врубил скорость, и мы на полной скорости, какую только позволял бортовой компьютер, ринулись к Ущелью Радости, до которого оставалось около пятнадцати-семнадцати миль. Ущелье Беритава-Го, протяженностью более пяти миль, находилось еще дальше, в пяти-шести милях северо-западнее, а Врата Рассвета, наша цель, — в его конце. Таким образом, мне придется вести инетанов не менее десяти-двенадцати миль. Получится ли? Я старался не думать об этом. Отступать было поздно. Идеально, если твари еще не вышли из Ущелья Радости, так как их было бы легче перехватить у поворота к Беритава-Го, чем пытаться свернуть колонну уже по дороге сюда…

— Паркс… Э… Поль, — подал голос Нек, — а у тебя есть свистулька?

— Свистулька? — не понял сначала я. — Ах, вот ты о чем… Наша свистулька болтается там, в клетке. Разве не ясно?

У него вытянулось лицо.

— Но… как?

— Мы встретим самцов, ведь там самцы, не так ли? Подъедем к ним вплотную (у Нека от ужаса округлились и без того круглые глаза), они учуют нашу самку и пойдут за нами. А мы их отведем к Вратам Рассвета…

— Чтобы Великая Маала покарала их?

— Да нет же! То есть… Мы просто свалим их в Бездну! Подъедем к пропасти как можно ближе и встанем. А инетаны, напираемые сзади вновь прибывающими сородичами, поневоле скатятся вниз. А выхода, как ты сам знаешь, оттуда нет. Оставшиеся несколько десятков тварей опасности нам уже представлять не будут.

— А!.. Гм…

— Понял?

— Не-а, — честно признался толстяк.

— Ладно, увидишь.

Увидим ли? Вот в чем вопрос. Врата Рассвета представляли собой две высоких скалы в самом конце ущелья, называемые так потому, что в определенное время года, будучи обращенные точно на восток, они служили как бы колыбелью солнца, по утрам встающего точно между ними. И сразу же — обрыв, гигантский колодец, по моим подсчетам, глубиною не менее трехсот футов. Аборигены называли его просто Бездной, слепо веря, что светило рождается именно там. Это были священные для них места — возможно, поэтому Ритер-На и позволил мне отвести туда инетанов, видимо, предполагая, что подземный жар вмиг испепелит ненавистные чудовища.

Десять минут прошли в полном молчании, ужасно действующих на нервы. Нек молчал, я тоже не раскрывал рта. Говорить было не о чем, все мысли были только об одном. Краулер же трудолюбиво перемалывал сухую красноватую почву Клондайка, подминая под себя чахлую растительность и распугивая мелкую живность.

Скоро местность стала более каменистой. То здесь, то там торчали острые пики скал и небольших утесов. Появились ярко-фиолетовые кактусы и гигантские разноцветные бабочки, порхающие между ними. Слева, на горизонте, пышным цветом зеленели берега поблескивающей на солнце реки — мы почти вошли во владения дартохенов.

С другой стороны, я заметил, что крупных животных практически не стало, даже летающие ящеры, папарасвы, и те куда-то сгинули. Мир, казалось, замер.

А потом встретили двух несущихся навстречу дазимаров — безобидных травоядных, по виду нечто среднее между жирафом и бегемотом — они галопом пронеслись мимо, чуть не столкнувшись с машиной. Нетипичное для них поведение. Знак! Инетаны близко! И все бегут прочь…

И тут мы увидели ИХ. Первоначально тоненькая светло-желтая полоска, появившаяся из-за скопления скал, разрастаясь, превратилась в настоящий ковер из шевелящихся, копошащихся тварей. Инетаны упорно продвигались по равнине, обтекая утесы и перепрыгивая через ямы и рытвины. Их чешуйчатые панцири отбрасывали миллионы бликов. Мне показалось, что уже слышно громоподобное клацанье когтей о камни, шорох миллиардов осыпающихся песчинок из-под мельтешащих суставчатых конечностей, боевой перестук острых, как бритва, клешней и призывный, захлебывающийся писк, предвещающий скорую добычу, вблизи запросто сводящий с ума.

Ширина «фронта» составляла около трехсот футов, и животные-насекомые уже шли по равнине. Мы не доехали каких-нибудь полторы-две мили… У меня перехватило дыхание.

— Мама… — пискнул Нек и обхватил себя руками. — Поль, о великий Поль, мы погибли… — он умоляюще посмотрел на меня.

— Не дрейфь! — процедил я сквозь зубы. — Мне тоже несладко.