Вогт Ван - Питон и крыса

Альфред Ван Вогт

Питон и крыса

Больше всего в жизни Марк Грей любил кормить своего малыша-питона крысами. Марк жил в большом старом доме и держал любимца в отдельной комнате. Когда питончику пора было обедать, его хозяин пускал крысу в узкий коридор, в конце которого было освещенное отверстие. Как только несчастное животное вбегало в комнату, за ним автоматически захлопывалась решетка. Все это Марк придумал и соорудил сам.

А в комнате крысу ждала питонья пасть, и убегать было некуда. Хоть в двери и было маленькое окошко, Марк не любил глядеть в него. Насколько восхитительней мысленно представить себе охоту по доносящимся из комнаты звукам! Вот крыса увидела питона. Опасность! Пронзительный писк - это он дрогнул и пополз к ней. Что за восторг - слушать эти звуки, этот визг, этот вопль обреченного животного! Вот она мечется по комнате, бьется о стены, вот она оцепенела под тяжестью страшного взгляда. Марк словно видел, словно ощущал: погоня, удар, рывок!.. Под душераздирающие вопли он сам становился питоном, могучим и беспощадным...

Во время третьей Мировой войны Комитет по временным ценам забыл установить максимальную стоимость крыс. И продавать их стало делом невыгодным. К тому же профессиональных ловцов призвали в армию. Из всего правительство делает проблемы - уже и крысы стали дефицитом! Марк расставлял ловушки в доме и в парке, но улов обычно бывал небогат. Ох, эти голодные военные годы!.. Увы, но Марк кормил своего питомца нерегулярно.

Однажды, проходя мимо старого внушительного здания, Марк случайно заметил в окне что-то знакомое. Похоже... похоже... белые крысы! Он жадно приник к стеклу, и, хотя помещение было едва освещено тусклыми лампочками, Марк разглядел сотни клеток вдоль стен. И во всех были крысы! Со всех ног Марк бросился к входу. У двери притормозил и, переводя дыхание, прочел: "Исследовательская лаборатория. Заведующий Кэррен".

В следующее мгновенье он уже был в темном конторском холле. Секретаршу нашел с большим трудом. Война - каждый работает за двоих, в результате не работает никто. Ждать пришлось долго. Марк уже подумал, что о нем благополучно забыли, когда секретарша провела его в кабинет к пухлому человечку с дряблым, похожим на старую грушу лицом. "Эрик Плоуд, чем могу быть полезен?" Холодный оценивающий взгляд.

Когда Марк дошел до описания бедного голодающего малыша, человечек вдруг коротко хихикнул. Ответ его был нелюбезен и даже груб:

- Катитесь вы к черту со своим питоном! И не вздумайте здесь шляться вокруг наших крыс. Еще раз увижу - вызову полицию!.. - прорычал он.

Подумаешь, какая нежная привязанность к крысам... А вот питончика ему не жалко. Как только люди могут быть такими бездушными? И не скажи Плоуд последних двух фраз. Марку даже в голову не пришло бы стать этаким крысиным воришкой. Болезненное пристрастие к питону совсем не мешало ему уважать законы и платить налоги.

Едва Марк вышел, Плоуд отправил одного из лаборантов проследить за ним и узнать его адрес. Сам же, зловеще улыбаясь, вкатился в дверь с табличкой "Генри Кэррен, личный кабинет".

- Привет, Генри! Кажется, мы наконец-то нашли для себя объектик, весело бросил он с порога.

- Хорошо бы. А то пленных только обещают, - рассеянно пробормотал Кэррен, не отрываясь от бумаг.

Эта тема была больным местом Эрика Плоуда. Он привык смотреть на вещи иронически, но в последнее время часто думал: "О господи, что за люди! После испытаний они применят ЭТО к миллионам ничего не подозревающих врагов, но для испытаний они не дадут нам ни единого вшивого солдатишки из-за какой-то там конвенции о военнопленных". Вспомнив лихорадочный блеск глаз и высокий голос Марка, Плоуд довольно произнес:

- С некоторой натяжкой его даже можно назвать человеком.

- Чем же он так плох?

Эрик торопливо описал недавнего посетителя и его хобби.

- Конечно, это можно воспринимать по-разному. Но лично я не почувствую никакой вины, особенно если сегодня вечером он будет здесь шнырять с преступным намерением спереть парочку наших крыс. Мы просто накажем его за воровство, - и Плоуд злобно оскалился. - Или ты можешь представить себе что-нибудь омерзительней крысиного воришки?

Генри Кэррен засомневался лишь на мгновенье. Миллионы людей уже на том свете, миллионы еще преставятся, а испытание нужно проводить на человеке. Именно на человеке. ТОЛЬКО на человеке. Если на поле брани что-нибудь окажется не так, с какими последствиями... Годы работы пойдут насмарку. Он резко мотнул головой:

- Бог с тобой. Только чтобы все было чисто, никаких улик. Действуй.

Ночью, крадучись Марк вернулся к заветному окну. Сотни крыс, сотни крыс!.. И всего одну-единственную. Ее пропажу обладатели сотен крыс заметят не скоро. Если вообще заметят. Марк потянул створку. Он был приятно удивлен, обнаружив, что она легко поддается и комнату с клетками никто не охраняет. "Да, время военное, на крыс сиделок не хватает", почти весело подумал Марк.

На следующий день он с восторгом прислушивался к писку обезумевшей от страха крысы. А вечером зазвонил телефон. Это был Эрик Плоуд.

- Я предупреждал вас, - зло прогнусавил он, - теперь вы будете наказаны. Сами виноваты. - Чисто по-ханжески Плоуд почувствовал некоторое облегчение и добавил. - Может, хоть ваша совесть заговорит... если она у вас есть.

Марк задумчиво повесил трубку: "Пусть сначала попробуют что-нибудь доказать..."

Ночью ему приснилось, что он задыхается. Проснувшись, Марк понял, что лежит не на кровати, а на жестком полу. Он попытался нащупать лампу, но ее нигде не было. Похоже, что он лежал в темном коридоре, а шагах в двадцати от него светился яркий прямоугольник открытой двери. Марк вскочил и бросился к выходу.

Хлоп! Упала решетка у него за спиной.

Он стоял в очень большом зале. Никогда раньше Марк даже не видел такого огромного помещения. Впрочем... что-то оно ему смутно напоминало. Ну конечно! За исключением размера, зал был похож на комнату, в которой Марк держал питона.

На полу перед собой Марк заметил неширокий, но длинный кожаный коврик. Внезапно он дрогнул и медленно двинулся в его сторону.

Вдруг с ужасом Марк понял...

Он стал размером с крысу... И, приоткрыв пасть, к нему скользил питон...

И раздался пронзительный писк, от которого Марк Грей испытывал такое удовольствие в течение стольких лет... Но в первый и последний раз он издал его сам.