Елена Асеева - Середина. Том 2

— Когда надобно лететь, мой дорогой, — много ровнее произнес старший Димург.

Однако Перший это не сказал вслух, а послал мысленно, зная наверняка, что не только молвь, но и послание не взволнует мальчика, або будет им не принято, не услышано. Поелику толкование старшей четверки Богов, как было ранее замечено, Крушец не воспринимал.

— Желательно того не откладывать, — также мысленно отозвался Асил, и наново вдохнул в себя волнистые кудерьки волос юноши.

— Ты пахнешь, как Велет, — меж тем молвил Яробор Живко, однозначно говоря слышимо для всех. Он прикоснулся губами к бурой материи сакхи, и засим отпрянув от него, воззрился в лицо Бога. — Никогда не думал, что Боги пахнут. У каждой печищи не только единые признаки цвета кожи, но и оказывается одинаковый дух…запах…

— Потому как запах, необходимый образ, отражение, по которому творение может создать представление себе о самой реальности и восприятии ее как таковой, — пояснил Перший, стараясь в том опередить младшего брата, несколько опешившего от вопроса мальчика.

— Можно, я дотронусь до твоего венца? — чуть слышно спросил Яроборка, и резко обернувшись на сидящего супротив них старшего Господа, не менее просительно ему улыбнулся. Так как тот, в свое время, хоть и в мягкой форме, но не позволил ему дотронуться до венца и змеи, сославшись на то, что сие опасно.

— Дотронься, — тотчас ответил старший Атеф, не до конца поняв просьбу юноши.

— Ярушка хочет дотронуться не до венца, а до древа жизни в нем, — проронил Перший, ноне растолковывая желание мальчика брату и также нежно просиял улыбкой.

— Дотронься до древа жизни, коли хочешь, мой дорогой, — отозвался Асил и серебристые, песенные переливы его голоса зазвучали особо ласковой погудкой, а черты лица стали и вовсе нежными, потеряв всякую дотоль носящую в себе мужественность.

Яробор Живко шибутно поднялся на ноги (словно страшась, что Боги передумают и не позволят ему дотронуться до древа жизни) и, опершись стопами о поверхность бедер Асила, придержавшись за его плечо, протянул в направление деревца руку. Широкий платиновый обод Бога по кругу украшали шесть шестиконечных звезд крепленых меж собой собственными кончиками. Из остриев тех звезд вверх устремлялись прямые тончайшие дуги напоминающие изогнутые корни со множеством боковых, коротких ответвлений из белой платины. Сходясь в навершие, дуги держали на себе платиновое деревце, с небольшим стволом, миниатюрными ветвями, листвой и разноцветными, многообразными по форме плодами из драгоценных камней, понеже зримо переливающихся. На веточках подле плодов также находились набухающие платиновые почки и уже распустившиеся цветы, сбрызнутые многоцветием красок. И все это чудо явно было живым, ибо не только трепетало, росло, набухало и распускалось, но и старея осыпалось к корням — дугам, словно всасываясь в их поверхность.

— Я не знал, что это древо жизни, — молвил юноша и вздрагивающими перстами легохонько провел по платиновой глади самих звезд, степенно подымаясь к корням-дугам. — Лесики сказывают, что древо жизни, это Мировое Древо, которое единит прошлое, настоящее и грядущее. В частности каждый человеческий род, представляя, из себя предков, нынешнее поколение, потомков. Считается, что Древо посажено в начале творения Мира самим Родителем, и опирается оно кореньями на божественную силу, а в кроне ветвей удерживает весь свет. Влекосилы говорят, что Древо Жизни, это ось Земли чрез которую перемещается Солнце создавая Солнечное Коло и тем самым сменяя времена года… А выходит, это навершие твоего венца Асил. Ибо ты есть Творец всей растительности: деревьев, трав, цветов, плодов.

Мальчик трепетно коснулся платинового корня древо жизни, ощутив не только тепло идущее от его поверхности, но и легкую пульсацию, словно дышащего существа, а потом также медлительно прошелся повдоль ребристой поверхности к стволу. И прочертив по нему чуть зримую вогнутую линию, коснулся стыка одной из нижних ветвей, не больно большой, однако купно усыпанной листочками, почками и голубыми цветками. Асил досель заботливо поддерживающий рукой его под спину, чуть слышно шепнул:

— Сорви плод, какой тебе по нраву, — несомненно, встреча с мальчиком и лучицей весьма радовала Бога.

— Не нужно, — одновременно с молвью Асила пролетел голос Першего, не просто услышавшего брата, а уловившего его слова дотоль, как он их сказал. И старший Димург это продышал столь властно, что его указание, пролетев быстрым дуновением, всколыхало не только полотнища облаков в своде, но и черные волосы на голове Атефа, в коих мальчик узрел крошечные пежины белого цвета.

— Пусть…пусть сорвет, — торопливей и много громче произнес Асил и слегка приклонил голову, чтобы ветви древа стали ближе руке юноши. — Сорви, моя любезность, что тебе по нраву, а я после создам из того плода дар для тебя. Абы вельми мало одаривал тебя, мой милый малецык… бесценный мальчик.

Яробор Живко, при резких словах Димурга мгновенно опустивший вниз руку, также скоро вскинул ее вверх, и, оглядев круглые, вытянуто-удлиненные и овальные плоды обхватил перстами грушевидный черно-синий, покрытый мелкими волосками, фрукт, поместившийся прямо в середине древа на одной из довольно-таки крупных ветвей. Мягко-вязкий, будто студенистый, плод, несмотря на то, что мальчик его сжимал в руке, не потерял своей формы, токмо шибутно перекатил собственными боками.

Все также бережно поддерживаемый под спину, Яроборка неспешно опустился на колени к Асилу и протянул ему длань, на которой ноне возлежал, все еще покачивая боками, чудной фрукт. Старший Атеф также медлительно приблизил к нему указательный, правый перст и едва дотронувшись до его враз окаменевшей глади, пояснил:

— Фига, инжир, смоква, винная ягода, смоковница, смирнская ягода. Одно из первых созданных творений. Вельми вкусный и полезный плод, применяется при лечении человеческих заболеваний, а также как источник полезных веществ. И, что же ты, мой мальчик, хочешь, абы я сотворил тебе в дар. Любое вещественное, материальное твое желание, которым ты сможешь владеть и пользоваться.

Яробор Живко, какое-то время, молча, смотрел на фрукт, от коего стоило только убрать палец Богу, как он сызнова принялся покачивать своими боками.

— Хочу, — протянул задумчиво юноша, похоже, перемешивая собственные желаниями с пережитым лучицей. — Когда я жил первую свою жизнь, — впрочем, как благо не отделяя себя от нее, — подле Расов и Кали и меня звали Владелиной… Дажба подарил мне венок, стараясь выделить меня среди людей. Это был плетеный из золотых тонких ветвей обод, где на листочках лежали смарагды. Когда я жил вторую жизнь и был Есиславой. — Мальчик резко качнул головой в сторону замершего на кресле Першего, как и иные Боги не ожидающего того четкого сказа. — Отец здесь… на маковке, в комле одел мне на голову иной венец в форме змеи, которая заглатывала свой хвост. Теперь ты, Асил, как старший третьей печищи Всевышнего должен подарить мне венец. Мне, как рао влекосилов и кыызов. Ибо этого не сделал один ты. Да и это будет последний венец, подаренный мне Богами на Земле. — Ярушка, как-то резко дернул конечностями, едва зримо подкатились его глаза, и чуть одеревеневшие губы, глухо исторгли, — потому как истинный свой венец, я, как Бог, Зиждитель, Господь получу из рук Родителя. — Яробор Живко тотчас стих, и днесь разком ослаб (помягчели его уста, и взор стал значимо более осмысленным), ожидая подтверждения не столько догадок, сколько озвученного Крушецом. Однако в этот раз, воочью им слышимого, пропущенного, очевидно, чрез его мозг. Тем не менее, так и не дождавшись ответа, парень вже сам досказал, — я правильно говорю? — обращая тот вопрос не к Асилу, а уже к Першему.