Джон Варли - Демон

Конел споткнулся. Сирокко потянулась, чтобы его поддержать, — и вдруг поняла, что он плачет. Немного поколебавшись, решая, что для него сейчас будет лучше, она его обняла. Конел безудержно рыдал. Впрочем, он довольно быстро взял себя в руки и смущенно отстранился.

— Уже лучше?

— Я просто вспомнил... зачем я сюда прилетел.

— Не будь кретином. Я сама не знала многого из того, что мы только что услышали.

— Этот бедняга. Этот бедный, несчастный сукин сын.

— Ничего — проснешься, полегчает.

Конел как-то странно на нее посмотрел, затем пожал ей руку и направился к своей палатке.

Сирокко пошла к своей. Охранник заступил было ей дорогу, но затем узнал и отдал честь. Казалось, его нисколько не тревожит та мысль, что Сирокко сумела выскользнуть из своей палатки, несмотря на его дозор.

Вот бы ему заглянуть в палатку, подумала Сирокко. Потом вздохнула и откинула клапан, готовясь к той метаморфозе, которую уже проделывала дважды, но привыкнуть к которой так и не смогла.

Однако другой Сирокко на койке не оказалось.

Постояв немного и подумав, Сирокко села на койку и подумала еще. Наконец, она решила, что нет смысла пытаться проснуться, если не спишь.

Взглянув на часы, Сирокко увидела, что приближается оборот, когда нужно будет выступать, и вышла из палатки, чтобы начать приготовления.

Армия вошла в Гиперион.

Объект их наступления в ясную погоду стал виден еще из центра Мнемосины. Невозможно было не заметить южный вертикальный трос, что указывал в самое сердце Преисподней. Теперь же, пока армия легко одолевала покатые холмы Юго-Западного Гипериона, люди порой могли видеть круглую стену, что окружала Киностудию.

Мост через реку Урания был одним из немногих на Кружногейском шоссе, сохранившихся в целости и сохранности. Однако Сирокко велела саперам его проверить — сначала на предмет мин-ловушек, затем на предмет структурной прочности. Когда ее заверили, что все в порядке, она тем не менее приняла предосторожности, пошире растянув фургоны и приказав солдатам идти не в ногу. Мост выдержал.

Мост через Каллиопу обеспечила армии сама Гея. Богиня велела насыпать там плотину. Турбины, по земным гидроэлектрическим стандартам, были невелики.

Военно-Воздушные Силы подвезли еще динамиту, и, когда плотина была пройдена, Сирокко велела ее взорвать. Все смотрели, как в земляном валу появляется солидных размеров дыра, и от души порадовались, когда воды хлынувшего туда озера оставили от плотины одно воспоминание. Сирокко уничтожила и турбины.

Плотину никто не охранял, не считая шестерых инженеров из железных мастеров, которые без всяких эмоций наблюдали, как уничтожают плоды их кропотливого труда.

Сирокко не знала, добрый это знак или не очень. Она выслала патрули — следить за перемещениями гейского воинства. Но те никаких перемещений не зафиксировали.

Уже долгое время Гея не смотрела почти ничего, кроме фильмов про войну.

Электричество вырубилось в такой момент, что хуже и не придумаешь. Как раз когда шла последняя часть «Моста через реку Квай». Как раз когда нарастало напряжение в преддверии роскошной, немыслимо дорогущей финальной сцены. Из-за поворота уже доносилось шушуканье япошек, и похоже было, что тот парень совсем рехнулся, раз стал помогать япошкам в поисках прикрученных к мосту бомб, и...

«Алек Гиннесс, мать твою», — мрачно подумала Гея. Все выглядело почти как знамение. В знамения Гея, конечно, не верила...

Тогда-то электричество и вырубилось. Какая-то смутная и отдаленная часть рассудка Геи понимала, чем это вызвано, однако думать об этом не хотелось. Да, все начиналось с отличной забавы, но с каждым днем все больше надоедало.

И, если уж по правде, Гее вообще стало приедаться кино. Ей надоели и этот мелкий сопляк Адам, и этот вонючий алкаш Крис. Но больше всего ей осточертело дожидаться, когда же наконец появится Сирокко Джонс. И Гее уже не казалось, что она получит тот эмоциональный заряд, на который рассчитывала, когда раздавит эту суку каблуком.

Гея с раздражением об этом думала, пока вокруг все торопились подключить аварийный генератор, достать нужный для этого проектора трансформатор... короче, занимались той самой тошнотворной мутатой, которой обычно занимаются мудаки с инженерным образованием. Они что, не знают, что она ЗВЕЗДА?

Наконец людишки запустили проектор. Он протрещал секунд пятнадцать, а потом остановился, и лампа прожгла в пленке дыру.

Это было уже слишком.

Гея прикончила киномеханика и потопала наружу посмотреть, прибыла ли наконец армия Сирокко.

Последний лагерь разбили в десяти километрах от Преисподней. Оттуда — лишь легкая прогулка. И в Гее, разумеется, военачальнику не приходилось задумываться о том, в какое время суток начать атаку.

Оставались еще две вещи.

Сирокко собрала Искру, Верджинель, Конела, Рокки, Робин, Змея, Валью и Менестреля в большой командирской палатке. Больше никто не присутствовал. Даже наружной охране велели держаться в пятидесяти метрах.

Сирокко стояла перед ними, оглядывая каждого по очереди. Ее в высшей степени радовало то, что она видела — и тошнило от того, что она должна была сказать.

— Робин, — начала Сирокко. — Я тебе не солгала. Но и всей правды не сказала. У Нацы, пожалуй, один шанс из тысячи убить Гею.

Робин отвернулась, затем медленно кивнула:

— Я догадывалась.

— Но даже если б она действительно убила эту Гею — я говорю про это гигантское чудовище в Преисподней, не про настоящую Гею, с которой Нале никогда не справиться, — никакого толку бы не было. Честно говоря, я думаю, что Гея ее убьет.

— Пойми, Капитан, Наца больше не мой демон, — сказала Робин. — Со слезами на глазах она взглянула на Сирокко: — То есть я ведь уже не могу таскать ее повсюду в мешке, правда?

— Не можешь. Но я еще могу ее отозвать. Мы можем обойтись без нее.

Робин покачала головой и встала прямее.

— Делай как знаешь, Сирокко.

Теперь настала очередь Сирокко отвернуться.

— Хотела бы я знать. В том-то и дело, что я не всегда знаю. — Она оглядела остальных. — Всем вам я рассказала больше, чем кому бы то ни было. Теперь расскажу еще больше. Но даже теперь всего я вам не расскажу — да всего я и сама не знаю. Но есть один-единственный шанс, и я им пользуюсь. Искра.

Юная ведьма изумленно глотнула воздух. Сирокко устало ей улыбнулась:

— Нет, тебя я очень сильно не удивлю. Но я стараюсь быть откровенной со всеми, а ты единственная видела Кельвина. Помнишь его?

Искра кивнула.

— Он умирает. Мы не знаем, излечим ли его недуг титанидскими целителями, потому что он не дает себя осмотреть. Он сам в свое время был врачом, так что, быть может, он знает, что неизлечим. Так или иначе он хочет кое-чем нам помочь, и это его убьет. Вот зачем мы с тобой тогда его навещали. Я хотела убедиться, что он действительно этого желает. Он желает.