Джон Варли - Демон

— Вот видишь? Почувствуй меня, Рокки. Я настоящая. У меня есть тело. И тело это полностью человеческое. Я живу в нем точно так же, как ты живешь в своем.

Сирокко опять промолчала. Затем она потерла ладонью лоб:

— Но Габи... ты так и не сказала, кто ты теперь. Габи отпустила ее руку и откинулась на спинку стула.

— Теперь я та, кем должна была стать ты. Преемница Геи. Но ведь ты это знала, разве нет?

Сирокко медленно кивнула.

— Гея... — Оглядев комнату, Габи горько рассмеялась. — Гея! Смех один. К тому времени, как мы с ней столкнулись, она уже совсем спятила... вот и взяла себе имя из древнегреческой мифологии. А все лучшие идеи она брала из этих чепуховых кинофильмов. Понятия не имею, каким было ее настоящее имя. Однажды, давным-давно, Гея пришла сюда. Человеком она не была. Вряд ли ее раса до сих пор существует в колесе. Существо, которое занимало то место, где сейчас нахожусь я, поговорило с «Геей». Сказало, что ему требуется Фея. Гее это очень понравилось, и тысячу лет она была превосходной Феей. Затем, когда ее предшественник совсем выдохся, она сбросила его и пришла жить сюда. Мы сейчас говорим не о том существе, которым на самом деле является Колесо. Существо это находится там, в алой линии. Оно почти полностью берет на себя заботу о повседневном функционировании всех сложных систем, что поддерживают вращение колеса. Во многих отношениях оно крайне богоподобно, а в других скорее похоже на компьютер. Нынешняя система... скажем так, управления колесом сложилась почти миллион лет назад. Здесь перебывало множество магов и фей. Когда они умирали, то становились... Геей. Габи. Мной. Наверное, ты единственная Фея, которая не пошла на повышение.

Сирокко долго-долго смотрела на Габи. Она очень устала.

— Габи... прости, пожалуйста.

Габи швырнула свой стакан в другой конец комнаты:

— Проклятье, Рокки... черт тебя побери! Не надо извиняться. Еще не поздно. Когда у тебя из головы вынули Стукачка, Гея махнула на тебя рукой. Прежде чем ты смогла бы занять ее место, ей требовалось иметь полный и непрерывный ряд твоих воспоминаний. Теперь этот ряд нарушен... но его можно восстановить. Я могу тебя записать. Могу пристроить тебя рядом с собой. Это не смерть. Ничего похожего на смерть. Когда я впервые сюда попала, я подумала, что это смерть. Но там, в алой линии, я почти все узнала о том, что такое на самом деле жизнь. Мы можем... мы можем править вместе — ты и я. Мы можем очень славно все тут наладить.

Сирокко вздохнула и задумалась, как бы ей ответить. Пожалуй, стоило начать издалека:

— Габи... ты постоянно твердила мне, как трудно будет убить Гею. Так оно и вышло. Все, через что мы прошли... все это было лишь затем, чтобы ее отвлечь. Чтобы ты здесь, в ступице, неведомым для меня образом ее одолела. Скажи, а она... могла она еще как-нибудь умереть?

Габи отвернулась и утерла слезу. Потом энергично помотала головой.

— Понимаешь, Габи... ведь я больше всего не смерти боюсь.

Габи так же энергично закивала, а потом закрыла ладонями лицо. Сирокко сидела тихо. Она боялась дотронуться до своей старой подруги. Боялась не за себя, а за Габи.

— Ты что-нибудь еще знаешь про то, какой была Гея, когда впервые здесь появилась? — наконец спросила она.

— Господи, Сирокко. Подозреваю, она была прелестным, нежным созданием. Не сомневаюсь, что, когда она пришла к власти, наступил золотой век. Кое-кто из дирижаблей наверняка помнит, только не говорит. И зря ты про это начала. Видит Бог, я уже столько об этом передумала. Во что я сама превращусь через двадцать тысяч лет? А? Разве могу я сейчас представить, как я тогда устану от... от всего? Сейчас я просто не понимаю. И не вижу, в чем я изменилась. Помню, когда мне стукнула сотня, я была полна дьявольского самодовольства. Все было точно так же, как когда мне стукнуло тридцать. Но ведь сотня — это же ничто.

— Понимаю.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я все это проделала потому, что мне так хотелось?

— Нет, не думаю.

— Другого выбора просто не было. Либо наблюдать затем, как эта маньячка убьет тебя и всех, кого я люблю, либо сделать то, что я сделала. Я даже не могла выйти из игры; не могла умереть. — Габи снова с серьезным видом подалась вперед. — Но послушай, Рокки. Теперь, когда я рассказала тебе обо всем, о чем раньше рассказать не могла... скажу тебе еще одно. Все это время я надеялась, что ты ко мне присоединишься. Подозреваю, в конце жребий ужасен... но такова смерть, как на нее ни смотри. Я следила за тобой в Беллинзоне. Ты была великолепна. В одиночку ты справилась бы намного лучше меня. Мы могли бы работать вместе.

— Я была ужасна, Габи. Столько людей погибло. По моему приказу.

— Пойми, Рокки, люди всегда погибают.

— Я знаю. Но ответственности за их гибель я нести не хочу.

— Это лишь отговорка. Тогда они будут гибнуть из-за того, чего ты не сделаешь. Стюарт, Трини или кто-то из твоих генералов... они будут не столь просвещенны и щепетильны, как ты. Они там такого понаделают.

— Кто угодно понаделает. Такова человеческая природа. Вот титаниды говорят про злых людей. И они действительно есть, эти злые люди, — люди, которые должны умереть. Но я не буду той, кто решает. Я ненавижу то, что сделала. И больше не стану ради них жить. Не стану больше спасать мир. С этим покончено.

Габи встала и вышла в другую комнату. Звуки, которые оттуда донеслись, вполне могли быть рыданиями. Сирокко не хотелось об этом думать. Габи вернулась со свежим стаканом воды.

— Габи, мне кажется, я твоя подруга. По крайней мере, если ты того хочешь.

— Ты моя подруга, — хрипло подтвердила Габи.

— Надеюсь, мы останемся подругами до самой моей смерти. Но ты просишь слишком много — даже для подруги. Мне страшно жаль, что это случилось с тобой. Мне жаль, что это выпало тебе, а не мне, как хотела Гея. Надеюсь, ты не обижаешься.

— Нет. Все вышло случайно.

— Тогда не проси меня об этом. По-моему, тебе предстоит долгая и интересная жизнь. Если кому-то надо этим заниматься, то лучшей кандидатуры, чем ты, я и представить себе не могу. Мне кажется — случись такое со мной — я бы все время думала, что бы сделала ты, и делала бы то же. Постарайся получше. И повеселее. Будь мудрой.

— Грязная это работа, быть богом, — сказала Габи. — Но кому-то надо ее делать. Правда? — Мелькнула тень улыбки.

Сирокко неуверенно улыбнулась в ответ:

— Правда.

Потом они просто сидели рядом, и каждая погрузилась в свои мысли. Это молчание вышло общительным. Наконец Сирокко заерзала на стуле.

— Итак... — начала она с неопределенным жестом. — Что же ты собираешься делать?

Они переглянулись и рассмеялись.

— То и се, — сказала Габи.

— А что с титанидами? Габи посерьезнела:

— За них не тревожься. Им не придется полагаться ни на твою милость, ни на милость Адама. Я тут кое-что проверну. Они даже не заметят. И ни в чем не изменятся. Только смогут иметь детей, когда захотят.