Сергей Суханов - До и после Победы. Книга 2. Становление.

На доводку технологии ушел почти год, и сейчас мы стали массово применять сканирующие РЛС для поиска техники, так что прячь ее, не прячь, оператору надо только решить - какую управляемую бомбу послать на уничтожение - пятьдесят, сто или двести пятьдесят килограммов. Этого добра у нас было более чем достаточно - на немецких складах мы взяли много авиабомб и теперь снаряжали их устройствами управления. Производство этих устройств, как и другой массовой электроники, было максимально автоматизировано. Наши инженеры стали делать под массовые изделия специальные поля сверлильных точек - они состояли из набора головок сверления, расположенных над нужными позициями, и при подводе такой головки к плате шло сверление сразу многих отверстий. Для одной платы было достаточно двух-трех сверлильных полей. Конечно, такое поле было применимо только к одной плате, и при внесении в нее изменений приходилось менять и конфигурацию сверлильного поля - переставлять, убирать, добавлять сверлильные головки. Но значительное повышение скорости сверления многократно компенсировало эти затраты. Односторонняя установка элементов и пайка волной также многократно ускорила изготовление плат для радиоаппаратуры - теперь вместо сотен высококвалифицирвоанных рабочих нам требовалось два-три десятка - для подачи, выемки заготовок и контроля процессов. Еще сильнее ускорил работы переход на поверхностный монтаж пассивных элементов - резисторы и конденсаторы мы стали делать без ножек - эти элементы припаивались к контактным площадкам на плате своими плоскими контактными площадками, для чего под каждую плату делался свой набор паяльных полей, где, как и в сверлильных полях, под каждый резистор или конденсатор вводилась своя паяльная станция. Рабочему требовалось вставить нужные резисторы по каждому паяльному органу - и далее все делалось автоматом - поле подводилось к плате, резисторы прижимались пружинками, по краям опускались подпружиненные паяльные жала и расплавляли припой, нанесенный на контактные площадки платы и элемента, надежно сплавляя их друг с другом.

Так что сейчас мы вполне могли тратить на одно немецкое орудие или танк один радиоприемник и набор аэродинамических поверхностей, управляемыми электромагнитами - мы могли сделать сотню таких наборов, тогда как немцы при той же трудоемкости - только одну пушку. Даже, как говорил выше - на миномет или пулемет, и даже группу фашистских солдат - такой размен вообще был бесценен.

Но основной упор нам приходилось пока делать на бомбардировки промышленных производств и транспортртной инфраструктуры Германии и ее союзников. Наши союзники, чувствительно получив по хлебалу в начале 43го, прекратили бомбардировку Германии, сволочи. Якобы у них нехватка самолетов и их надо использовать на других направлениях. Мы-то прекрасно понимали, что тут сказались наши успехи - уж слишком активно мы стали мочить фрицев, и америкосы забеспокоились, что немцы и русские недостаточно поубивают друг друга. Пришлось взвалить на себя груз бомбардировок, без этого промышленность и транспорт фашистов чувствовали себя слишком вольготно, к тому же уже в сорок втором немцы начали переводить промышленность на военные рельсы, все больше уменьшая долю гражданской продукции - Гитлер отказался от идеи поддерживать жизненный уровень германского народа, чтобы он не чувствовал войны, а Геббельс само собой обосновал необходимость таких шагов. Это было тем более легче сделать, что завоеванная Европа стала щедро "делиться" продуктами питания и потребительскими товарами со своими "защитниками от большевизма".

Нам же на производство и обслуживание высотных ударных разведчиков пришлось перебросить много людей, станков и оснастки - конструктора, рабочие завдов, техники аэродромного обслуживания, пилоты и операторы вооружения, производства спецбензина, радиолокаторщики - куча народа отрывалась от мирного труда, почти сто тысяч человек. Мы не собирались проводить доктрину Дуэ, мы собирались просто втоптать Германию в каменный век, когда за водой приходится ходить на реку или колодец, а не брать ее из водопровода, когда для отопления надо таскать каменный уголь и рубить дрова, когда дома и заводы освещены лучинами, а не электричеством, а станки просто не работают, грузы переводятся на телегах, а не поездами и автотранспортом. Ведь затраты на постройку электростанции и производство трех-четырех бомб, которые нужны для ее разрушения - несравнимы. Вот мы и собирались уравнять наши экономики, причем мы-то идем вверх, а немцев надо было опустить ниже плинтуса.

Наши бомбардировщики за это время уже значительно отошли от тех планеров, которые мы начали производить осенью сорок первого. Конструкция самолетов была рассчитана на неоднократное поражение ракетами и малокалиберными снарядами, также могла выдержать и попадание крупнокалиберного снаряда - сотовое наполнение крыльев, дублированные шпангоуты, титановая многослойная обшивка нижних поверхностей крыльев и корпуса, бронирование моторов - все было рассчитано на то, чтобы самолет не развалился в воздухе. Проникающие попадания шрапнелью и осколками были возможны и без них не обходилось, но они не приводили к катастрофическим разрушениями конструкции и нарушению управляемости самолета - почти всегда оставались пара-тройка силовых стяжек, которые удерживали конструкцию корпуса. Топливные баки и места постоянного нахождения членов экипажа были дополнительно защищены капсулами со стеклотканью и металлическими пластинами - относительно легкой пространственной конструкцией, которая сильно замедляла летящие поражающие элементы. Порой самолет приходил весь издырявленный и с израненным экипажем, но никто не погибал и самолет снова вставал в строй после недели ремонта, а экипаж, подлечившись в госпиталях, снова выходил на тропу воздушной войны. Тем более что в самолете экипаж на своих местах надевал дополнительные комплекты индивидуальной защиты - ходить в них было тяжело, но большинство шрапнели и осколков, которые смогли пройти предыдущие уровни защиты, застревали в этой "шубе", а на рабочих местах были оборудованы специальные поддерживающие конструкции, которые и принимали на себя основной вес индивидуальной защиты.

Одновремено с конструкцией самолетов мы отработали и тактику их применения. Налеты совершались группами в десять-пятнадцать машин, причем они шли в два эшелона. Основными нашими врагами чем дальше тем больше становилась зенитно-ракетная ПВО фрицев - только она доставала до наших высот, тогда как их ствольные зенитки или истребители чувствовали себя неуверенно, точнее - никак. Поэтому три-четыре самолета летели ниже ударной группы в качестве противоракетной обороны. Они несли мощное оборонительное вооружение - по две сотни дестикилограммовых противоракет и десять шрапнельных автоматов. Противоракеты, управляемые по радарному лучу, летели вниз, навстречу немецким зенитным ракетам, и на расстоянии двадцати-пятидесяти метров взрывались, поражая ракету конусом стальных шариков. Так как немцы не могли держать на одном маршруте более сотни пусковых установок, к тому же для перезарядки требовалось время, то такая система сбивала почти девяносто процентов ракет на расстояниях от пяти до одного километра от наших самолетов. Остальная часть ракет сбивалась шрапнельными автоматами. Единицы, прорвавшиеся к самолетам ПРО, наносили тем повреждения, но значительное бронирование уязвимых мест конструкции самолетов и мест экипажа существенно снижало наносимый урон - над территорией Рейха мы не потеряли ни одного самолета, хотя некоторые потом приходилось списывать из-за больших повреждений, с которыми они сели на аэродромы или вынужденную посадку на нашей территории. И такая система позволяла нам бить немцев в воздушной войне со значительным экономическим эффектом. Немецким зенитчикам ракету надо было поднимать вверх, преодолевая земное притяжение, причем она была тяжелой - несла как топливо, так и достаточно взрывчатки и поражающих элементов, чтобы нанести урон такому крупному сооружению, как самолет - мелкокалиберными пукалками его не собъешь, если только сильно повезет. И все это добро им надо было поднимать и поднимать, все выше и выше, чтобы достать наши самолеты на высоте десяти-двенадцати километров. А нам требовалась гораздо меньшая ракета - в приближении к цели ей помогало земное притяжение, поэтому двигатель лишь увеличивал скорость сближения с тем, чтобы быстрее освободить радиоканал и оператора для стрельбы по следующей цели. И поражаемая цель была значительно менее мощной по сравнению с самолетом, поэтому ей хватало и трех килограммов стальных шариков - нам было достаточно только повредить ракету, чтобы она отклонилась от маршрута и потеряла канал связи с наземным опеатором. Трудоемкость изготовления немецких ракет и наших противоракет различалась в десятки раз. К тому же, этими же противоракетами мы стреляли и по местам запуска зенитных ракет, порой выводя из строя практически все пусковые установки, над которыми пролетали. Немецкие ракеты летали на твердом топливе, как и наши. И пока у них не предвиделось более высотных ракет на жидком топливе - операцию по уничтожению их ракетного центра мы готовили почти полгода - пять месяцев высотные разведчики день и ночь висели над Пенемюнде, вскрывая расположение и назначение строений, склады, казармы, жилые дома техников и ученых, еще месяц разрабатывали план налета и копили силы, и в одну из безлунных ночей, собрав все высотные разведчики, стерли их ракетную исследовательскую базу буквально в пыль. По сообщениям разведки, погибли практически все ракетчики, в том числе и фон Браун - теперь не будет у гитлеровцев проектов Фау-2 и Вассерфаля, а у американцев - их лунной программы, да и космонавтики как таковой, по-крайне мере, не в шестидесятые. Поэтому-то мы так спокойно относились к немецким ЗРК, уничтожая их по ходу дела.