Дэвид Вебер - Честь королевы

– Предложение очень интересное, сэр, но боюсь, что фундаментальная враждебность между Грейсоном и Масадой делает его… непрактичным.

– Господин канцлер, – серьезно сказал Хаусман, стараясь не глядеть на Курвуазье, – я экономист, а не политик, и для меня важнее всего итог, конкретные цифры при подведении баланса. А итоговый результат всегда выше, когда потенциально враждебные группы признают свои глубоко скрытые взаимные интересы и начинают разумно действовать для их достижения. В данном случае у нас есть две соседние звездные системы, у каждой из которых, уж простите меня, экономика на грани бедности. При данных обстоятельствах обычной гонкой вооружений нельзя достичь решительного преимущества, поэтому любой шаг, который может смягчить ваше военное состязание, не может не быть желательным. Я понимаю, что преодолеть столетия недоверия нелегко, но любой разумный человек не может не видеть выгоды для всех сторон в стремлении к такой цели.

Он остановился и улыбнулся Прествику. Курвуазье постарался сдержать свой гнев. Как и большинство идеологов, Хаусман был убежден, что чистота его цели оправдывает любые средства. Это означало, что его обещание «не тревожить осиное гнездо» абсолютно ничего для него не значило в сравнении с шансом покончить с шестью столетиями глупых перебранок. Он настроился сказать свое слово, и единственным способом заставить его замолчать было не допустить к участию в дискуссии. Учитывая его положение второго лица в делегации и связи в метрополии, вариант этот оставался чисто теоретическим, пока Хаусман не зайдет слишком далеко, – так что оставалось дать ему высказаться, а потом нейтрализовать.

– Если мы абстрагируемся от истории вопроса, то увидим, что Масада перенаселена, – продолжил Хаусман, – а Грейсону для производственного расширения нужны крупные инвестиции. Если бы вы открыли рынки в системе Эндикотта, то обеспечили бы себе близлежащий планетный источник продуктов питания и достаточный для ваших потребностей капитал, поставляя Масаде товары и услуги, требующиеся ее населению. Даже краткосрочные блага для вашей экономики вполне очевидны. А в долговременном плане коммерческие взаимоотношения, которые служат вашим взаимным потребностям, могут только уменьшить, а возможно и вовсе уничтожить, враждебность, которая так долго вас разделяла. Они могут даже создать ситуацию, в которой расширение флота будет настолько же ненужным, насколько это экономически бесполезно.

Сидевшие за столом переговоров грейсонцы смотрели на него с растущим ужасом и недоверием; теперь все они как один повернулись к Курвуазье, и адмирал стиснул зубы. Он предупредил Янакова, что у него сегодня может подскочить давление, но не учел, как трудно будет придержать в рамках собственное.

– Адмирал Курвуазье, – медленно спросил Прествик, – следует ли понимать, что вы отказываете нам в помощи в расширении флота?

– Нет, сэр, – сказал Курвуазье, не обращая внимания на то, как покраснел Хаусман. Он предупреждал его: не зарывайся. Но Хаусман был слишком уверен в своем моральном превосходстве, чтобы прислушаться. А следовательно, его смущение мало что значило для Рауля Курвуазье.

– Правительство Ее Величества, – продолжил он твердо, – прекрасно осознает угрозу, которую Масада представляет для Грейсона. В случае заключения Грейсоном союза с Мантикорой оно намеревается принять все необходимые и достаточные меры для защиты территориальной целостности Грейсона. Если с точки зрения вашего правительства и армии эти шаги включают расширение и модернизацию вашего флота, мы поможем всеми возможными способами.

– Господин канцлер, – вмешался Хаусман, – хотя адмирал Курвуазье является прямым представителем Ее Величества, он по сути своей все равно человек военный, а военные мыслят в категориях военных решений. Я просто пытаюсь указать, что когда разумные люди ведут переговоры исходя из разумных позиций, они иногда…

– Господин Хаусман!

Низкий и обычно приятный голос Курвуазье внезапно прозвучал очень холодно, и экономист раздраженно обернулся.

– Как вы только что указали, – продолжил адмирал не менее холодным тоном, – здесь я представляю Ее Величество. И я руковожу этой делегацией.

Он смотрел на Хаусмана, пока тот не опустил взгляд, после чего снова повернулся к Прествику.

– Как я говорил, господин канцлер, – сказал он, будто ничего не случилось, – мы поможем вашему флоту всем, что в наших силах. Конечно, вы сами указали, что у вас есть и другие существенные потребности. Оборудование и материалы, которые уже выгружаются с транспортных судов и поступают в ваше распоряжение, послужат удовлетворению некоторых из них, но долгосрочное решение проблем – сложная и нелегкая задача. Чтобы достичь баланса с вашими военными затратами, потребуется аккуратное распределение ресурсов. Я уверен – и думаю, господин Хаусман со мной согласится, – что лучший путь заключается в усовершенствовании вашей производственной и технической базы. И я полагаю, что – по крайней мере, в обозримом будущем, – он позволил себе холодно улыбнуться, – вашим основным торговым партнером будет Мантикора, а не Масада.

Грейсонская делегация ответила всплеском смеха с оттенком явного облегчения. На мгновение на лице Хаусмана мелькнула злоба, но она тут же сменилась профессиональным нейтральным выражением.

– Да, на этот счет сомневаться трудно, – согласился Прествик.

– Тогда мы будем исходить именно из этого предположения, – спокойно сказал Курвуазье. Он обернулся к своему экономическому советнику и с оттенком стали в голосе предложил: – Господин Хаусман?

– Ну да, конечно, – сказал Хаусман. – Я просто… – Он прервался и вымученно улыбнулся. – В таком случае, господин канцлер, я полагаю, что мы должны сперва рассмотреть вопрос правительственных гарантий по займам, предоставляемым промышленным консорциумам Грейсона. После этого…

Напряжение среди грейсонских делегатов окончательно исчезло, и Янаков со вздохом облегчения откинулся на спинку кресла. Он встретился взглядом с Курвуазье и подмигнул ему.

В шестидесяти пяти световых минутах от звезды Ельцина космос был глубоким, темным и пустым. Внезапно там появились два космических корабля, и их паруса Варшавской вспыхнули голубым великолепием гиперперехода в короткой ослепительной вспышке, не замеченной ни человеком, ни приборами. С минуту они оставались на месте, преобразуя паруса в импеллерные клинья, а потом начали двигаться, набирая ускорение чуть больше чем в полдюжины g по дуге, которая пересечет внешний край пояса астероидов. Их так никто и не увидел.