Дэвид Вебер - Честь королевы

Альфредо Ю знал, что ему следует изучать рапорт инженерного отделения о состоянии отремонтированного пятого силового луча, но он хмурился, глядя на данные, но не видя их, не в состоянии сосредоточиться. Что-то в реакции масадцев было не так. Что-то было неправильно, и тот факт, что он не мог сказать, что именно, заставлял его беспокоиться еще больше.

Он отошел от терминала и начал нервно шагать взад-вперед, стараясь убедить себя в глупости своего поведения. Конечно, с Масадой что-то не так! Он потерпел поражение. Не по своей вине, возможно, но все-таки поражение, и последствия этого поражения должны были отдаваться в головах и в сердцах всех масадцев.

И все-таки…

Он замер, напряженно глядя в пространство и пытаясь сформулировать это «все-таки» поточнее. Молчание Совета Старейших? Вялые протесты Меча Саймондса против проволочек, которые задерживали «Гнев» у Эндикотта? Или просто нависающее над ними всеми чувство обреченности?

Он невесело ухмыльнулся собственной противоречивости. Он ждал от Совета вспышки истерики и тучи противоречивых приказов, и их отсутствие должно было принести ему облегчение. Ошеломленное и молчаливое отсутствие реакции масадцев было куда выгоднее для их с послом Лейси планов – может, он именно поэтому и беспокоился? Потому что это слишком удобно?

Но почему пассивность Саймондса должна его беспокоить? Меч, наверное, потрясен тем, что еще жив. Наверняка он гадает, когда эта странная неуязвимость окончится. Человек, которому в спину дышит смерть, и неизвестно, когда она нанесет удар, вряд ли будет сохранять свое прежнее упрямство и назойливость.

А что касается чувства обреченности, так чего еще он мог ждать? Несмотря на бодрую маску, которую он сохранял ради внутреннего круга хевенитских офицеров, сам он вовсе не надеялся, что Мантикора отступит только потому, что на пути встанет единственный хевенитский линейный крейсер, особенно тот, который и начал всю эту стрельбу. А если он сам в это не верил, как могла верить его команда? На борту «Гнева Господня» царило предчувствие грозы, люди выполняли свои обязанности без обычной болтовни и старались убедить себя, что выживут, когда все это закончится.

Все эти объяснения его беспокойства были верны. К несчастью, ни одно из них не давало полного объяснения происходящему.

Он автоматически, почти против воли, повернулся к экрану календаря на переборке. Три дня после уничтожения Ворона. Он не знал, когда точно ушли грузовики Харрингтон, но они наверняка должны были отбыть, когда она выяснила, что представляет собой «Гнев», если не раньше. Это позволяло определить приблизительный срок. У него было восемь-десять дней до прибытия помощи с Мантикоры, и каждая медленно текущая секунда ожидания еще больше напрягала его нервы.

По крайней мере, Истинные, похоже, поняли, что они проиграли. Довольно быстрое согласие Старейших с его аргументами о бесполезности дальнейших атак было приятным сюрпризом. Решение Саймондса усилить оборонные укрепления, рассеянные по системе Эндикотта, было, конечно, бессмысленным, но уж лучше это, чем самоубийственное нападение на Грейсон.

Они делали точнехонько то, чего Ю с послом Лейси от них и хотели, так почему же он не чувствовал удовлетворения?

Все дело в тщетности, решил он. Казалось, что события идут по заранее намеченному пути, которого никто не мог изменить. Осознание того, что все это не имеет значения, что конец будет одинаковый – что бы он ни делал сам и ни заставлял делать остальных, – делало бездействие опасно притягательным.

Может, поэтому он и не возражал против последних приказов Меча. «Гнев Господень» никогда не предназначался под транспортный корабль, но даже на досветовом уровне он был быстрее всех судов Масады. И хотя ему претила мысль забивать свой корабль толпой масадцев, его утешало, что, пока он тут играет в пассажирский корабль, его не пошлют обратно на Ельцин. И у него создавалось ощущение, что он хоть чем-то занят.

Ю фыркнул. Возможно, он был больше похож на Саймондса, чем готов был признать. Их обоих больше всего, похоже, волновало сохранение иллюзии.

Он снова взглянул на календарь. Первые шаттлы прибудут через девять часов. Ю выпрямился и пошел к люку. Им с Мэннингом придется порядком поломать голову над размещением, и это было даже хорошо. По крайней мере, он будет беспокоиться о чем-то конструктивном.

Зеленый адмирал Хэмиш Александер, тринадцатый граф Белой Гавани, ждал у переходного люка, пока катер причалит к кораблю Ее Величества «Уверенный». Его флагманский корабль уже шел к гипергранице на полной боевой мощности, и хотя суровое лицо адмирала было спокойным, во взгляде светло-голубых глаз чувствовалось напряжение.

Он заложил руки за спину, размышляя. Настоящее потрясение еще не наступило. Пролонг делал дружеские связи особенно длинными, а он знал Рауля Курвуазье всю свою жизнь. Он был на двенадцать земных лет младше Рауля и взбирался по служебной лестнице быстрее, во многом благодаря своему происхождению, но между ними всегда была личная, а не только профессиональная близость. Лейтенант Курвуазье учил его астрогации на первом курсе, гардемарином. Вслед за капитаном Курвуазье он занял место старшего тактического инструктора на острове Саганами. Годами он обсуждал и планировал стратегию и размещение кораблей с адмиралом Курвуазье. А теперь Курвуазье не стало.

Ощущение было такое, будто он проснулся утром и обнаружил, что во сне потерял руку или ногу, но Хэмиш Александер был хорошо знаком с болью. И как ни сильна была эта боль, не она наполняла его страхом. Личное горе, скорбное понимание, какого командира лишился флот со смертью Рауля, заслонялись другим: вместе с Курвуазье погибли еще четыреста офицеров и матросов, а еще тысяча сейчас, во всей видимости, ожидает смерти на Ельцине – если они еще живы. Именно это наполняло Хэмиша Александера страхом.

Давление в переходной камере выровнялось, и из нее вышла невысокая крепкая женщина-коммандер. Ее светлая коса была спрятана в белый берет командира космического корабля. Зазвучали боцманские дудки, встречающая группа вытянулась по стойке смирно, и офицер четко отдала честь.

– Добро пожаловать на борт, коммандер Трумэн, – сказал он, отвечая на ее приветствие.

– Спасибо, сэр. – На напряженном лице Трумэн чувствовалась усталость.

Этот переход был для нее нелегким, решил Александер, но в ее измученных зеленых глазах чувствовалась новая, особенно острая печаль.

– Извините, что оторвал вас от «Аполлона», коммандер, – тихо сказал он на пути к лифту, – но мне надо было отправляться немедленно, и я хотел знать о ситуации все, что может рассказать человек, который сам был там. При таких обстоятельствах… – Он слегка пожал плечами, и она кивнула.