Филип Фармер - Одиссея Грина

— Мне пора возвращаться к уборке, — пробормотал Сарвант и поспешно вышел.

Немалый усилий ему стоило закончить уборку первого этажа. Он не мог удержаться, чтобы время от времени не поглядывать в сторону Арвы Линкон. Она ушла в обеденное время и больше уже не появлялась.

Ночью Нефи почти не спал. Ему все виделась Арва и то, как она заходит со всеми этими мужчинами в киоск. Их оказалось десять — он сосчитал. И хотя умом Сарвант понимал, что должен возлюбить грешников и возненавидеть грех, он люто ненавидел всех десятерых.

Когда наступило утро, он поклялся, что не будет ненавидеть мужчин, с которыми будет сегодня Арва. Но даже произнося клятву, он понимал, что не в силах следовать ей.

В этот день он насчитал семерых. Когда уходил последний, ему пришлось убежать в свою каморку, чтобы не погнаться за ним и не вцепиться ему в горло.

В третью ночь он молил небо, чтобы хватило мужества принять хоть какое-нибудь решение.

Может, следует покинуть этот храм и подыскать другую работу? Оставшись, он косвенно одобрит и непосредственно поддержит это непотребство. Более того, он, возможно, отяготит свою совесть ужасным грехом убийства, обагрит руки человеческой кровью. Он не хотел этого, но страстно желал! Он не смел желать такого! Но он обязан…

А если он уйдет, то так ничего и не совершит для искоренения зла, сбежит, как трус. Более того, он уже никогда не сумеет заставить Арву осознать, что она фактически плюет в лицо божье, осуществляя омерзительную пародию на святой обряд. Ничего сейчас не желал он более, чем вытянуть ее из этого храма. Он не воспламенялся так даже тогда, когда нес слово божье невежественным язычникам, обитавшим на других планетах.

За все время полета Сарвант так никого и не обратил в свою веру, хотя и старался изо всех сил. Лез из кожи вон. И нет его вины в том, что уши их остались глухи к Слову, а глаза слепы к свету Истины.

На следующий день Нефи подождал, пока Арва не собралась уходить из храма, приткнул метлу к стенке храма и последовал за нею по залитой солнцем и бурлящей жизнью улице столицы Ди-Си.

— Госпожа Арва, — позвал он. — Я должен переговорить с вами.

Она остановилась. Лица почти не было видно в глубине капюшона, но в ее глазах ему почудилось выражение глубокого стыда и страдания. Может быть, выражение лица было совсем иным, но Сарвант страстно желал, чтобы оно было именно таким, как ему показалось.

— Можно проводить вас домой? — спросил он.

— Зачем? — удивилась Арва.

— Потому что я сойду с ума, если не пойду рядом с вами.

— Не знаю. Правда, вы — брат Героя-Солнце, поэтому я не уроню своего достоинства, позволив вам идти рядом. С другой стороны, у вас нет тотема, и вы выполняете работу, приличествующую только самым низким…

— А кто вы сами, чтобы от имени всех говорить мне, что я низко пал! — резко оборвал ее Сарвант. — Вы, которая уводит с собой первых встречных!

Ее глаза расширились.

— Что я совершила дурного? Как вы смеете так говорить с одной из Линконов?

— Вы… вы… продажная девка! Блудница! — выкрикнул Нефи английское слово, значение которого, как он сам понимал, она не знает.

— О чем это вы?

— Проститутка! Женщина, которая продает себя за деньги!

— Я никогда не слышала ни о чем подобном, — сказала она. — Интересно, из какой это такой страны вы родом, где позволяют так бесчестить святой сосуд Великой Матери?

Сарвант попробовал взять себя в руки. Он заговорил тихим, но проникновенным голосом.

— Арва Линкон, я просто хочу переговорить с вами. Я должен сказать вам нечто такое, важнее чего вы не слышали за всю вашу жизнь. Клянусь, это крайне важно для вас.

— Не знаю, что и сказать. Мне кажется, вы не в своем уме.

— Клянусь, что даже в помыслах у меня нет желания причинить вам зло!

— Поклянитесь святым именем Колумбии!

— Нет, этого я не могу сделать. Но клянусь именем своего Бога, что даже не притронусь к вам рукой.

— Бога? Какого это бога? Вы почитаете бога кэйсилендеров?

— Нет-нет! Своего Истинного бога!

— Теперь мне уже совершенно ясно, что вы безумны! Иначе не поминали бы этого бога в нашей стране и, тем более, в разговоре со мною. Я не намерена слушать мерзкие богохульства, извергаемые из порочных уст.

Она ушла. Сарвант шагнул было за нею, но затем, осознав, что сейчас не время продолжать разговор, и то, что он ведет себя совсем не так, как следовало бы, повернул назад, сжав кулаки и сцепив зубы. Он брел как слепой, натыкаясь на прохожих. Его осыпали бранью, но Нефи не обращал на это внимания. Вернувшись в храм, он подобрал свою метлу.

Наступила очередная бессонная ночь. Сотни раз он мысленно представлял себе, как спокойно и разумно поговорит с Арвой. Он раскроет ошибочность ее веры, причем сделает это настолько логично, что она не сможет его опровергнуть. И станет первой обращенной в Истинную Веру.

Бок о бок они дружно примутся за работу, которая сделает всю страну чистой от греха — так очистили Рим первые христиане.

Однако на следующий день Арва не появилась в храме. Сарвант был в отчаянии. А вдруг она больше никогда сюда не вернется?

И тут вдруг до него дошло, что именно этого он и добивался. Наверное, подумал Нефи, ему сопутствует больший успех, чем он предполагал.

Но как же снова встретиться с нею?

Утром следующего дня Арва, одетая, как обычно, в балахон бесплодной женщины, пришла в храм. Когда Нефи поздоровался с нею, она ничего не ответила и отвела глаза в сторону. Помолившись на обычном месте под колонной, она прошла вглубь храма и оживленно заговорила с настоятелем.

Страх обуял Сарванта — он опасался разоблачения. Да разве можно ожидать от такой женщины, что она будет хранить молчание? Ведь в ее глазах он совершает святотатство одним фактом присутствия в столь священном для нее месте.

Через некоторое время, когда Арва вернулась на свое привычное место, настоятель вызвал Сарванта к себе.

Нефи отложил метлу и пошел к нему. Робость сковала ему ноги. Неужели вся его миссия закончится здесь и сейчас, до того, как он успеет бросить в благодатную почву хоть одно семя веры, пусть даже прорастет оно тогда, когда его самого уже не станет. Если он потерпит неудачу сейчас, то Слово будет потеряно навеки — ведь он последний представитель своей церкви.

— Сын мой, — произнес настоятель храма, — до сих пор только высшее жречество знало, что ты не являешься последователем нашей веры. Ты должен был помнить о том, что великая привилегия работать в храме была тебе дарована лишь потому, что ты брат Героя-Солнце. Будь ты кем-нибудь другим, тебя бы давным-давно повесили. Но вам был дан месяц, чтобы отрешиться от пороков прежней жизни и засвидетельствовать постижение истины. Твой месяц еще не истек, но я должен предупредить тебя, чтобы ты держал язык за зубами, когда дело касается твоей прежней фальшивой веры. Иначе срок сократится. Я очень расстроен, поскольку искренне надеялся, что твоя просьба поработать здесь означает намерение в скором времени посвятить всецело себя служению Матери Всех Нас.