Николай Томан - История одной сенсации (сборник)

Вот он, оказывается, каков процент удачи!

Раньше, до того, как теория вероятности стала столь модной в разведывательном управлении, Гоуст смотрел на все эти вещи гораздо проще и оптимистичнее. А теперь приходилось подходить ко всему с точки зрения категорий этой теории.

Гоуст был человеком консервативного склада ума, хотя и старался скрыть это и от своих подчиненных, и от своего начальства, а может быть, даже и от самого себя. Изучению теории вероятности он, однако, очень долго и почти открыто противился.

Один из его коллег, имевший ученую степень, в споре с ним по этому вопросу заявил как-то:

— Теория вероятности является незаменимым пособием в практической работе. Люди могут обходиться без специального изучения ее лишь потому, что интуитивно чувствуют ее законы.

Гоусту как раз хватало этого интуитивного чувства. Он даже полагал, что у каждого прирожденного разведчика должно быть особое чутье, дающее ему возможность учитывать вероятные явления. Но ведь теперь в разведку идут не только по призванию, да и где возьмешь столько людей с призванием, когда разведка становится все более тотальной?

В штате одного только центрального разведывательного управления, например, работало уже более двадцати тысяч человек. Численность же контрразведки за последние годы по сравнению с первым послевоенным годом увеличилась в двенадцать раз. А ведь были еще и разведывательные управления авиации, флота, государственного департамента и многих других ведомств. Да, разведка действительно становилась с каждым днем все более тотальной!

Но не об этом думал теперь Гоуст, расхаживая по своему кабинету. Из головы его не выходил злополучный Дэвис…

«Что же получается, однако, — подвел он итог своим невеселым размышлениям. — Раз шанс осуществления диверсии Дэвисом невелик, то как будто бы нечего особенно беспокоиться за осложнение отношений с Советским Союзом… Но существует ведь и другая опасность-Дэвис может попасть в руки советской контрразведки, ибо не всегда же ему выходить сухим из воды. А это было бы, конечяо, самым худшим вариантом исхода операции…»

Нужно, значит, еще раз попробовать предпринять все возможное, чтобы связаться с Дэвисом во что бы то ни стало!

Если еще совсем недавно о предстоящем падении астероида писали главным образом центральные газеты, то теперь заговорила об этом пресса всей страны, высказывая самые противоречивые предположения. А для рядовых читателей этих газет становилось все несомненнее одно — родине их грозила серьезная опасность, предотвратить которую можно было лишь совместными усилиями наиболее могущественных в техническом отношении государств. К тому времени было известно также, что наиболее эффективными средствами борьбы с непрошеным космическим гостем являлись межконтинентальные баллистические ракеты, серийное производство которых уже было налажено русскими. Объединение усилий с Советским Союзом становилось в связи с этим для многих граждан заокеанской республики вопросом жизни или смерти.

Неизвестность точного места падения лишь осложняла обстановку. Никто не чувствовал себя в безопасности. Тревога была всеобщей. Государственных деятелей и Конгресс засыпали письмами, коллективными обращениями и даже категорическими требованиями. На принятии решительнейших мер и совместной обороне от вторжения космического тела настаивали теперь не только все левые партии республики и большая часть профсоюзов, но и некоторые крупные промышленники. К тому же во вчерашних вечерних газетах было опубликовано письмо группы виднейших ученых с такими доводами за совместные действия, не считаться с которыми было уже невозможно.

Мистер Кэсуэл в те дни имел весьма конфиденциальный разговор с главой правительства, который предложил немедленно вызвать для консультации помощника военного министра — генерала Герберта Рэншэла.

— Мне не очень-то нравится слишком вольный образ мыслей этого генерала, — сказал о Рэншэле глава государства, — но нельзя не считаться и с тем, что он один из способнейших деятелей нашего военного министерства. К его трезвому мнению следует прислушаться.

А как только помощник военного министоа явился к мистеру Кэсуэлу, тот тотчас же приступил к существу дела.

— Надеюсь, вы догадываетесь, для чего я пригласил вас к себе в столь поздний час, генерал? — спросил он Рэншэла.

— Догадываюсь, — коротко ответил Рэншэл, усаживаясь в предложенное кресло.

— Не буду объяснять обстановку — она и без того вам ясна, — продолжал мистер Кэсуэл, угощая генерала сигарой. — Хотелось бы только знать вашу точку зрения на совместные, действия с русскими. Неизбежно ли это? — Или, может быть, мы все-таки справимся с этим небесным камнем собственными силами?

— К сожалению, собственными силами не справимся, — убежденно заявил Рэншэл, закуривая сигару. — Без помощи русских нам не обойтись.

— А вы понимаете, чего это будет нам стоить? — нахмурился мистер Кэсуэл. — Посудите-ка сами, что получается: русские все время утверждали возможность мирного сосуществования, и даже необходимость его, а мы теперь вынуждены будем не только подтвердить все это, но и пойти гораздо дальше — провозгласить, так сказать, неизбежность этого сосуществования!

— Что поделаешь, сэр, — тяжело вздохнул генерал Рэншэл. — Мы живем в такое время, когда сосуществование действительно неизбежно. Рано или поздно, а придется это признать. И лучше уже пойти на это добровольно, чем быть вынужденными сделать это по независящим от нас обстоятельствам.

— Но ведь и в нынешних обстоятельствах не очень-то добровольным будет наше признание этой неизбежности, — невесело усмехнулся мистер Кэсуэл.

Генерал Рэншэл никогда не считал мистера Кэсуэла ни очень умным, ни даже достаточно просвещенным, но он уважал его за прямоту и бесхитростность. Ему понравилось это горькое признание.

А мистер Кэсуэл, помолчав немного, добавил, будто спохватившись:

— Да, генерал, а почему это шум такой подняли из-за наших разведчиков? Они действительно посланы в Россию с целью крупной диверсии?

— Действительно, сэр.

— И это может осложнить нам переговоры с русскими?

— Вне всяких сомнений.

— Ну так отзовите их.

— Часть уже отозвана, но остался еще один, самый энергичный, и с ним никак не удается связаться.

— А чем вы это объясните?

— Теряюсь в догадках, сэр, — развел руками Рэншэл. — А главное, что бы с ним ни произошло — неприятностей все равно не избежать.

— Не понимаю, что вы хотите этим сказать?

Генерал Рэншэл положил в массивную пепельницу недокуренную сигару и пояснил: