Варвара Мадоши - Стены станции «Азило»

Забавно. Если верна теория Теда, то все, кто добрался на станцию после испытания МакГи — не более чем иллюзия. Если моя — тогда иллюзия мы сами. Последний коготь, которым мир цепляется за край пропасти; мост из конского волоса.

Спорили до хрипоты. Не следует ли мне покончить с собой, поняв, что я представляю для станции угрозу?

Тед говорит только одно: даже если ты прав, друг, не нам с тобой создавать новый мир на обломках старого. Не нам.

Примечание: тому, кто это прочтет. Помните, что энергия, высвобожденная МакГи, никуда не делась. Она все еще здесь. Черный океан, наши сны… Главное — ее направить.

Однажды, перечитывая дневник, Агата обратила внимание на один факт: Этьен присутствовал при всех событиях на станции, но с ним самим, кажется, общались только Гаррет и капитан Гейл. Напрягая память изо всех сил, Агата так и не вспомнила, как выглядел радист Тьюрин.

Поразмышляв пару дней, она влезла в скафандр и пошла в очередной обход отключенных зон.

За то время, пока она не выходила, в коридорах вырос лес. Махали перьями огромные папоротники. Величественные стволы секвой вздымались из красновато-коричневой рыхлой почвы, раскрываясь шатрами в невидимом черном небе. Ползли по стенам толстые лианы с широкими узорчатыми листьями, распускались и манили светящимися лепестками огромные тропические цветы. Где-то далеко между стволов гудели барабаны — а еще казалось, что даже сквозь шлем приходят запахи терпкой пыльцы, влажной коры, земли, прели… Борясь с дурнотой и желанием поднять забрало шлема, Агата все-таки развела широкие ветви деревьев руками и долго, до рези в глазах, вглядывалась в нарисованный город, видный с высоты птичьего полета.

Высокие водоросли вставали между стрелами небоскребов. Крабы ползали по фонарным столбам, объедая мох.

Агата прикрыла глаза, и в голове ее зазвучал суховатый, приглушенный голос Гаррета: «Радист — это прозвище искусственного интеллекта темпорального бомбоубежища, дети… Биографию ему придумывали мы с Гейлом и Ханаряном как-то вечером, за пивом и сэндвичами — развлеклись неслабо. К сожалению, когда время совсем пошло в разнос, бедняга сошел с ума. Пришлось отключить».

«Я вовсе не родилась на станции, — поняла Агата. — Я откуда-то сюда пришла… Нет, Стефан пришел. А откуда взялась я?»

Вернувшись, она первым делом проверила статистику потребления кислорода.

Последние восемь месяцев — а столько уже прошло с момента ухода Стефана и Гаррета — станция исправно прогоняла кислород по замкнутому циклу. Потребление было минимальным, можно даже списать на утечку.

Агата покосилась на крысу Перки, возившуюся в клетке: она как раз закапывала консервированную морковь в подстилку.

При первой встрече Стефан сказал Агате: «Там все совсем ужасно. Земля как будто рассыпалась на кусочки. И ничего не понять. Мне очень повезло, что я нашел дорогу сюда… Только почему они все решили, что эта станция не на Земле?»

«Не знаю, — ответила ему Агата. — Взрослые вообще странные. Давай и мы тоже так решим?»

Когда она про это вспомнила, с ней чуть не случилась истерика.

Может быть, именно Стефан и придумал Агату.

Ей стало ясно: за стенами станции ничего нет. Черный океан — иллюзия. Персонал лег в анабиоз, когда осыпалась последняя скала в океане времени, и станция улетела в пустоту. Все, что есть — все здесь, в отключенных от жизнеобеспечения коридорах. Прошлое и будущее. Здравие и сумасшествие. Хаос и гармония.

И немного надежды.

Агата наконец поняла, чего не хватало в инструкциях Тьюрина.

Еще несколько месяцев ушло на подготовку.

Агата тщательно приводила все системы станции в нужное состояние. Рушила базы данных. Вписывала недостающее, убирала лишнее. Не так-то просто решить, из чего выстроить новую историю человечества. И не так-то просто осознать, какое именно информационное поле следует создать на станции, чтобы страхи, надежды и мечты тех, кто остался, воплотились в реальность.

Иногда она работала бодро и легко. Иногда несколько часов сидела над пультом, раздумывая, какую кнопку нажать. Иногда ее вдруг прихватывали слезы, и она раскачивалась в кресле, пытаясь справиться с кипящим металлом в горле или унять тошноту.

Порою же ей удавалось найти тонкую грань сосредоточенности, единственно верное состояние духа. Тогда ей становилось все равно, что она делает — воссоздает ли мир заново по старым материалам, как надеялся Тьюрин, или медленно выводит станцию из ее собственного кармана вероятностей, как рассчитывал Гаррет. Какая разница? Агате снился океан.

Однажды дела закончились.

Она прибралась в трех оставшихся помещениях, почистила клетку Перки — и на всякий случай открыла дверцу.

Агата нашла в памяти системы свою собственную директорию — «Агата Вайсс». Выделила ее. Посидела немного, перебирая в голове то, что сделала или не сделала. Все было верно.

Личностный фактор — вот то, о чем не говорил Тьюрин. Да и где ему, машине, понять. А Агата все-таки была человеком. Стефан пожертвовал столькими жизнями, чтобы добиться этого.

Она ввела команду syr- config- del.

Окончательное удаление — так, чтобы ни в кэше следов не осталось, нигде.

Ввод.

Сначала Агате показалось, что ничего не произошло. Просто погас красный огонек ошибки на пульте. А потом один за другим загорелись экраны, самовольно выключившиеся после ухода Стефана.

И на этих экранах…

Шевелящаяся узорчатая масса; розовые отблески, желтоватые пятна, прозрачный зеленый свет. Какие-то черные комья, белая паутина трещин.

В панике, не соображая, что ее всю трясет, Агата достала из аварийного шкафа скафандр. Руки не сразу попали в рукава, пальцы — в перчатки. Застегивалась она, кажется, целую вечность, и внутрь скафандра по ноге залезла Перки. Агата не стала ее выгонять: во время обходов станции в последние месяцы Перки часто сопровождала ее, приспособившись тихо сидеть в кармашке для счетчика пси-излучения.

Пока Агата ждала, когда выровняется давление во временном шлюзе, она ни о чем не думала. О чем тут думать?.. Агата была уверена, что ее жизнь закончится, стоит удалить папку. Разве она — не оживший сгусток информации, порожденный остаточным полем Земли? Разве не нужно ей было умереть, чтобы мир возродился?

«Либо у меня не вышло, — подумала Агата, — либо я окончательно свихнулась и слишком много на себя взяла».

На станции было пусто и тихо. Обвисшие провода. Деформированные стены в пробоинах и трещинах. Под ногами хлюпала коричневатая в свете нашлемного фонаря вода, но никаких других галлюцинаций не было. Даже рисунки со стен куда-то подевались.

По приставной лестнице Агата вылезла к аварийному люку — до основного идти слишком далеко — и вскарабкалась в шлюз.