Григорий Адамов - Победители недр. Изгнание владыки

Все напрасно. Это была непосильная для машины задача.

— Льдина напирает сзади! — опять послышался спокойный голос майора.

Недовольно морщась, он погладил шершавый подбородок (отточенный нож Ивана Павловича приносил одни страдания) и тихо сказал стоявшему рядом Диме:

— Приготовься к выгрузке… Проверь свой костюм… Живей, живей… поторапливайся… — И, бросив взгляд через окно, повернулся к Ивану Павловичу: — Льдина над кормой!

Раздался громкий треск, немедленно перешедший в прон зительный скрежет, визг и стоны. Гусеницы беспомощно замерли на ледяной стене впереди, заглох винт, выключенный Иваном Павловичем.

Тотчас же из носовой части кабины послышалась команда:

— На лед! Выгружаться!

Одно нажатие кнопки, и дверь распахнулась. Ветер с тучей снега ворвался в кабину.

Буроватая стена торосов на северной льдине поднималась в двух-трех метрах от края, освобождая небольшую площадку. Кормовая часть гусениц упиралась в лед ниже ее.

Дверь от шкафа с продовольствием, быстро снятая Комаровым, легла на лед.

— Дима, выходи с Плутоном!

Дима был уже наготове. Со связкой легких ружей, взволнованный, немного испуганный, он быстро перешел на крохотную площадку под торосом. За ним последовал Плутон, навьюченный пакетами с боевыми припасами и портативной палаткой.

Вездеход еще держался, стиснутый льдинами. Он весь дрожал под их напором, жалобный визг и скрежет больно отдавались в сердцах его пассажиров. Сминались гусеницы, лед приблизился почти вплотную к выходной двери кабины.

Майор уже выбросил на ледяную площадку скафандры, лыжи, утварь, ящик с аккумуляторами, поданный ему Иваном Павловичем.

Пользуясь лишними минутами, которые дарила им стойкость машины, Иван Павлович и Комаров перебросили на лед груду меховых одежд и два ящика с продовольствием.

Сзади послышался угрожающий треск. Смотровое окно, вогнутое чудовищным натиском ледяного бугра, разлетелось в куски. Вслед за ним носовая стена кабины упала.

Вездеход начал оседать кормой в воду.

— На лед, Дмитрий Александрович! — крикнул Иван Павлович.

Они едва успели вскочить на площадку, как машина, царапая лед ребрами пластин, начала медленно погружаться в воду. Еще мучительно долгая минута — и вода хлынула потоком в раскрытую дверь кабины.

Все круче оседая на корму, вездеход скользнул вниз и исчез в пучине.

Его бывшие пассажиры, сбившись в тесную кучку, молча стояли на краю площадки, провожая его взором.

Пурга с воем налетала, словно пытаясь и их сбросить в пучину, густой снег заметал разбросанные на льду вещи…

Потерпевшим аварию удалось разбить палатку. В ней было очень тесно. Ярко горела висевшая под крышей электрическая лампочка. Против входа сидел на грузе мехов Дима и допивал кофе. Возле него справа от входа, опираясь на локоть, полулежал на разостланной меховой одежде Иван Павлович. В середине палатки излучала тепло электроплитка. Небольшое свободное пространство слева от завешенного входа было местом Комарова; сейчас оно пустовало.

Плутон свернулся у входа, у приподнятой, как порог, полосы материи, выстилавшей пол палатки. Ноги Ивана Павловича касались собаки, и, очевидно, беспокоили ее. Кроме того, из под входного полога дуло, и Плутон с недовольным видом встал, направляясь к свободному месту майора. Повертевшись, он улегся, свернулся калачом и вновь задремал.

Снаружи, за крохотным оконцем, кружился снег и робко проглядывал мутный рассвет. Ветер яростно сотрясал палатку, словно силясь сорвать ее с места и унести с собой. Иногда его порывы были настолько сильны, что Дима невольно хватался за петли на стальных ребрах палатки.

Под входное полотнище просунулась рука в перчатке и изнутри отстегнула его. Полотнище открылось, и, стряхивая с себя на ходу снег, низко согнувшись, в палатку вошел майор.

— Ну что, Дмитрий Александрович? — живо спросил Иван Павлович.

— Ничего не видно, — застегивая полотнище, ответил Комаров. — С трудом дополз до перевала. Снег, снег и снег… Сколько он еще будет валить? Знаете, Иван Павлович не знаю, верить себе или нет, но временами, когда ветер на минуту стихал, мне слышался с севера какой-то ровный, грохочущий гул. Не открытое ли море там?

Комаров присел на корточки перед плиткой и налил из кофейника горячего кофе.

Иван Павлович, сосредоточенно глядя на майора, спросил:

— Значит, и вы это расслышали? Меня всю ночь тревожил этот гул. Если там, на севере, действительно открытое море, то дело плохо. Это значило бы, что к нашему главному складу нам уже не пробраться, если даже он еще существует…

— Вы хотите сказать, что он затонул? — спросил майор.

— Или его унесло вместе с отделившейся частью ледяного поля… — ответил Иван Павлович. — Для нас это, в сущности, безразлично.

Уже трое суток пурга держала в плену на обломке ледяного поля небольшой отряд с потерпевшего крушение вездехода. Медленно тянулись часы, пурга не унималась, и, казалось, ярость ее все возрастала, грозя разрушить и это последнее ледяное убежище маленького отряда.

Майор и Иван Павлович долго молчали.

Наконец Комаров встряхнулся и сделал глоток из стакана.

— Что же, по-вашему, надо теперь делать, Иван Павлович?

— Думаю, что ждать, пока затихнет шторм, — это напрасная трата времени. Часы нашей льдины, очевидно, тоже сочтены. Того и гляди, она развалится под нами, и именно тогда, когда мы этого ожидать не будем. Предлагаю немедленно отчаливать отсюда.

Майор поставил возле себя недопитый стакан, минуту помолчал и тихо спросил:

— Куда, Иван Павлович?

— К Северной Земле. В пролив Шокальского, к поселку Мыс Оловянный.

— Как? Каким путем?

— Под водой.

— В скафандрах?

— Да. Надо решиться! — твердо заявил Иван Павлович. — Все равно в такую пургу никакой самолет нас не отыщет, если и начались розыски. А пурга, вероятно, не скоро прекратится. В полдень посветлеет. Я постараюсь определить наши координаты и еще раз проверить, что делается на севере. Если там действительно открытое море, то сейчас же начнем готовиться в путь. Через восемь-девять часов мы будем на земле.

— На Северной Земле?! — воскликнул вдруг Дима. — На острове Комсомолец?…

И замолчал, в замешательстве прикусив губу.

Иван Павлович и Комаров удивленно взглянули на мальчика.

— Да, на острове Комсомолец, — сказал Иван Павлович. — А что?

— Нет… я так… — не поднимая глаз, пробормотал Дима. — Их же там три больших острова.

— Да, да, — подтвердил Иван Павлович и, занятый своими мыслями, продолжал, обращаясь к майору: — Так вот мое мнение, Дмитрий Александрович. А вы что скажете?