Фаина Мещерякова - Дети Вечности

Через какое-то время Строггорн увидел, как тела Лингана и Лао вздрогнули, приборы показали, что они снова живы. Все Варды не любили гулять по Многомерности, таская за собой свои реальные трехмерные тела, и при необходимости пользовались услугами Машины, оставляя тела "спать" в пси-креслах.

— Ну что? — У Строггорна не было сил ждать, что они скажут.

— Странное дело, Строггорн. Линия жизни Этель прерывается, трудно сказать на сколько, там вот такой провал. — Линган мысленно показал Строггорну размер провала. — Но вот потом снова возникает вероятность ее жизни, не очень большая, но все-таки. И еще там трое детей, подожди, даже, возможно, четверо, там с четвертым пересеклась твоя линия, Строггорн, не знаю, к какому это дьяволу, которые могут у нее родиться, если это произойдет. Но если Этель будет жить, трое родятся обязательно.

— А про мужа там не было?

— Ты глупости спрашиваешь! Конечно, было. Но там могут быть варианты, а про детей — одно и то же в любом случае. Сам прекрасно знаешь, что эти линии детей отходят от ее линии жизни, только так и поймешь, что это дети. Муж ей не родственник, и на это судьбе глубоко наплевать! Поэтому я и удивился появлению твоей линии в ее четвертом ребенке. Очень это странно. Все, я устал. Не знаю более мерзкого места в Многомерности, чем плато Вероятности. Того и гляди нарвешься на свою собственную линию!

— Я один раз нарвался, — невозмутимо сказал Лао.

— Это интересно, — оживился Линган. — И что?

— Если ей верить, я вообще бессмертен. По крайней мере, я не видел конца на ближайшие несколько тысяч лет.

— Ты серьезно? — Лингану стало страшно. — И никаких провалов?

— Есть два. Один небольшой, очень скоро, пересекается со всеми вашими линиями и всех людей на Земле. Там огромный узел пересечения. И моя временная смерть и ваша — то же. Мне кажется, это наш 409 год, момент соединения зон времени, порождение вмешательства в развитие земной цивилизации. И в третьем тысячелетии моей жизни — еще один провал, там тоже пересечение, очень сложное. Может быть, что-то случится в нашей Галактике? Не знаю точно. Очень далеко и плохо воспринималось. Вы же знаете, чем дальше от настоящего, тем меньше четкость изображения, все начинает плыть.

— Правильно! Меньше остается однозначно определенных событий! — Кивнул Линган. — Так мы спасем Землю? Раз ты будешь жить так долго?

— Это неважно. — Лао пожал плечами.

— Что неважно? — не понял Линган.

— Спасем мы ее или нет — все равно будем жить много тысяч лет, наши линии жизни не зависят от спасения Земли и продолжаются в будущее в любом случае.

— Этого я не могу понять! — удивился Линган. Действительно, это никак не укладывалось в голове.

— Поживем — увидим! — философски заметил Лао.

— Это хорошо, что есть шанс спасти Этель, — вмешался Строггорн. Сейчас его больше всего волновало, что делать в несколько ближайших часов, а не в третьем тысячелетии свой жизни. — А теперь: кто-нибудь из вас знает, как мы будем это делать?

Советники замолчали. Было ясно, что нельзя отключать аппаратуру, но на этом полезная информация, полученная огромным расходом энергии, кончалась.

Почти месяц Строггорн часто приезжал в клинику к Креилу, смотрел на

мертвенно-бледное тело Этель и пытался понять, как же можно оживить ее, но

никаких идей не было.

Много времени он проводил в клинике-тюрьме, бесконечно зондируя очень сложную

психику Диггиррена. Они медленно продвигались, разбирая каждый случай проявления

патологии и уничтожая тем или иным способом его причины. Сначала Диггиррен сильно сопротивлялся, не желая разрушать свою личность, но потом смирился и со временем даже стал помогать Строггорну, наконец поняв, что сопротивлением только увеличивает свои мучения. Эти бесконечные зондажи уже очень измучили обоих, конца им не было видно — они даже не приблизились к самым сложным случаям. Во время лечения Строггорн часто был вынужден создавать псевдореальность, бесконечно проигрывая поставленные Диггирреном эксперименты и заставляя его почувствовать всю ту боль, которую причинил он своим жертвам.

За время этих пыток Диггиррен страшно похудел, почти не мог спать и каждый раз встречал Строггорна взглядом измученных воспаленных глаз. И Диггиррен, и Строггорн хорошо понимали, что, после всего этого одна мысль о насилии будет вызывать у Диггиррена мучения и всю оставшуюся жизнь ему придется беречь свою психику от потрясений. В начале второго месяца Диггиррен не выдержал и попросил Строггорна добиться от Совета замены приговора о переделки своей психики смертной казнью.

— Ты нам нужен, Диггиррен, живой и, по возможности, здоровый. — Строггорн отрицательно покачал головой. — Послушай. Когда-то я просил Странницу о том же — забвении, мне бы несказанно легче было умереть, чем жить. Но теперь я хорошо знаю, что была нужна именно моя жизнь. Со мной делали то же самое — это только Странница говорит, что внесла "незначительные" изменения в мою психику, но я-то знаю, что это не так. С тех пор у меня стало намного более обостренное восприятие чужой боли, это совсем не похоже на "незначительность". Она применила это слово только относительно того, что я делал с людьми, которых лично — пойми!

— лично пытал и убивал! Когда, наконец, я понял, что натворил, и почувствовал боль этих людей, у меня пропало всякое желание жить. Но уже очень много лет я помогаю Советникам, и им никак нельзя обойтись без этой помощи. Да, для меня это очень тяжело, смертельно тяжело, и куда проще было бы умереть, только мы, все шестеро, не имеем на это права. Наш приговор — жить и как можно дольше! Ты же знаешь, сначала, когда преступнику, иногда убившему несколько человек, выносят приговор о направлении в эту клинику всего на полгода, — он смеется. Ему кажется невероятным такой мягкий приговор. Зато уже через месяц нет такого человека, пережившего к этому времени все мучения своих жертв на своей собственной шкуре, да во всех подробностях (здесь врачи никуда не спешат, никто не может умереть от боли, и поэтому никто не будет уменьшать мучения преступника), нет человека, который бы не стал просить врача о замене приговора смертной казнью. Эта смерть становится невероятно желанной, как избавление от наказания за свои грехи, ведь никто не верит в ад после жизни, а здесь он уже есть, такой реальный, такой бесконечный. Ты же знаешь, как растягивается время при проведении психозондажа? Это бесконечное копание в психике с помощью врача! Ведь чтобы вылечить патологию такого рода и сделать дальнейшие преступления невозможными, человек должен понять совершенно точно, в чем был не прав, даже если до этого он вообще никогда не задумывался о том, что испытывают другие люди. Это означает полное изменение личности.