Василий Звягинцев - Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль»

Правда, заодно следует отметить, что давным-давно никто не представляет, а что же случится, если обречённая на заклание жертва всё же решит сопротивляться всеми доступными ей средствами? Не было на памяти ныне живущих политиков таких случаев.

Разбомбить столицу европейского государства или оккупировать страну на другом конце света президент США может, а вот использовать силовой приём против решившей его устранить компании джентльменов из какого-нибудь гольф-клуба с неприметным названием – ни в коем случае. Да большинству такое и в голову никогда не придёт, так же как, допустим, назвать с трибуны Конгресса лидера оппозиционной партии «грязным ниггером», а не «достопочтенным сэром».

– Спасибо, Гедеон, я обдумаю этот вопрос. А пока делайте то, что я уже сказал. И вот ещё – по любому транспортному средству, наземному или воздушному, разрешаю открывать огонь, «если покажется, что они представляют угрозу». Одна очередь трассирующими – предупредительная, следующие – на поражение. Да, запрет на пользование любыми средствами связи с внешним миром, кроме моих и ваших, остаётся в силе. Даже стоит его усилить. Служебную передающую аппаратуру тоже отключить. И приставить к радиоцентру наблюдателя из ваших людей. Понимающих в этом деле.

– Будет исполнено, сэр! Переходим на режим осадного положения?

– Считайте, что да. Фактически. Но постарайтесь, чтобы внешне всё выглядело… Прилично.

– Есть, сэр! Кстати, хочу, чтобы вы знали – охрана Кэмп-Дэвида способна отразить нападение не более чем роты противника, если она будет штатно вооружена и действовать всерьёз. Боеприпасов у морских пехотинцев – на час хорошего боя.

– Ещё раз спасибо, Гедеон. Надеюсь, до такого дело не дойдёт.

Со сразу посуровевшим и затвердевшим лицом коммодор вышел из кабинета. Вообще говоря, ничего экстраординарного в приказе президента не было: верховный главнокомандующий вправе, ни с кем не советуясь, вводить те меры безопасности, что посчитает нужными. В «особый период», который он может объявить тоже единолично, советоваться с Конгрессом и Сенатом просто технически невозможно. А политически – зачастую нецелесообразно.

Имелась лишь одна тонкость – и отдавший приказ, и тот, кто его получил, прекрасно понимали, что случайных, заведомо принадлежащих преступным кланам и синдикатам «наземных и воздушных транспортных средств» в ближайшее время здесь появиться не может. Ну, не Колумбия всё же. Русский десант ещё менее вероятен. Прилетят или приедут такие же «государственные служащие» с чьим-то приказом. В крайнем случае – сотрудники частной военной компании вроде «Блэкуотера», тоже получившие «официальный заказ». В любом случае первый же выстрел будет подобием залпу по форту Самтер [3] Обстрелом «южанами» форта Самтер, занятого правительственными войсками «северян» 12 апреля 1861 г., фактически началась Гражданская война в САСШ. . То есть – началом второй Гражданской войны. Пусть поначалу совсем локальной. Но эпидемия чумы, от которой в четырнадцатом веке вымерло две трети населения Европы, тоже началась с укуса единственной, заражённой bakterium pestis блохи.

Могущественная сверхдержава на самом деле держится на нескольких, две сотни лет соблюдаемых по умолчанию правилах, и если от них вдруг отказаться, вся конструкция начнёт рушиться. Грохота и жертв, пожалуй, будет больше, чем при исчезновении советской власти. Русские, они к политическим и военным катаклизмам привычнее, и инстинкт самосохранения у них включается вовремя. Особенно после опыта 1917–1922 годов. И к идее вовремя согласиться выполнять приказы тех, кто знает, что делать, они относятся без инстинктивного предубеждения. «Командовать парадом буду я!» – очень хорошая формула утверждения легитимности вождя любого уровня.

Пока президент инструктировал Брэкетта, а потом звонил адмиралу Шерману, Лютенс тоже не бездельничал. Ляхов заверил его, что за Кэмп-Дэвидом ведётся постоянное наблюдение, и никаких эксцессов исполнителей допущено не будет, причём аккуратно и по возможности без лишнего шума. В этом Лерой почти не сомневался, имел возможность убедиться, как в аналогичной ситуации это было проведено в Москве. Девяносто процентов даже руководящих работников о попытке государственного переворота узнали только задним числом. Причём – очень задним!

«Зеркальность ситуации» его на самом деле не то чтобы слишком уж поражала, просто заставляла задумываться глубже, чем разведчик привык. Большую часть жизни удавалось обходиться стереотипами, штампами, приближающимися по своей твердокаменности к инстинктам. Имелся набор вариантов, могущих случиться на тех или иных уровнях его и коллег по деятельности. Сообразно им и стоило поступать – при работе в странах третьего мира, союзнических европейских, заведомо враждебных вроде Китая или России. И совершенно неважно, что эти стандартные реакции чем дальше, тем отчётливее демонстрировали свою несостоятельность, несоответствие реалиям меняющегося мира.

В этом, наверное, и заключается суть англосаксонского взгляда на мир: «Если действительность не совпадает с нашими о ней представлениями, то тем хуже для действительности». Десятки раз за послевоенные (после Второй мировой, естественно, ни одна другая война ХХ века права приниматься за точку отсчёта, «до» и «после», не удостоилась) годы тайные операции ЦРУ и Госдепа с треском проваливались, из вооружённых конфликтов разной степени интенсивности США выползали с сильно помятыми боками и выбитыми зубами, образно выражаясь, но здравых выводов из давних и совсем свежих поражений не делалось.

Что из Корейской, Вьетнамской, Иракской войн, что из операций «Фокус» и «Мангуста» [4] Операция «Фокус» – попытка антикоммунистического фашистского мятежа в Венгрии в октябре 1956 г., замаскированного под «народное восстание». Закончился полным поражением и бегством более 200 тыс. его активистов за границу. Не успевшие эмигрировать руководители мятежа были казнены, в т.ч. «премьер-министр» Имре Надь. Операция «Мангуста», описанная в романе «Не бойся друзей», – попытка свержения действующей власти РФ данной реальности. , что из бесконечных «цветных революций», переворотов и контрпереворотов, организуемых Штатами по всему миру без всякой, в общем, разумной цели. Виднейшие теоретики военного дела давно уже сформулировали: «Война имеет смысл, если послевоенный мир будет лучше довоенного». Геополитическое же и внутреннее положение Америки с каждой новой попыткой ощутимо ухудшалось. По всем параметрам – от коллапса экономики и стремящегося к бесконечности государственного долга до зашкаливающего антиамериканизма, государственного и бытового, по всему миру.