Франсис Карсак - Французская фантастическая проза. Библиотека фантастики в 24 томах

И, не добавив больше ни слова, не оглянувшись на присутствующих, которые молча и растерянно смотрели ему вслед, он вышел из комнаты.

Несколько недель спустя Френсис, которой Дуглас после своего возвращения в Сидней писал каждый день, принесли телеграмму; в это время она как раз работала над своей новой большой новеллой. Телеграмма пришла из Австралии и гласила с предельной краткостью:

«Телеграфьте согласие наш брак. Дуглас»

И все. Хотя предложение было для Френсис не совсем неожиданным, внезапность его породила тревогу и недоумение, оттеснившие радость. Вряд ли она тут же решила: он в опасности; вернее всего, ей просто стало страшно. Она поняла также, что ответить должна немедленно, не раздумывая. Подойдя к телефону, она продиктовала ещё более лаконичный ответ:

«Согласна. Френсис»

И, немного успокоившись, она начала перебирать в уме все возможные причины посылки телеграммы.

Кроме одной, которая шесть дней спустя поразила и ещё более, чем она ожидала, встревожила её. Шесть долгих дней, в течение которых она ничего не получила — ни письма, ни открытки. И наконец в понедельник (в тяжёлый для неё день) пришло письмо, которое все объяснило.

«Френсис, дорогая, — говорилось в письме, — сегодня утром я получил Ваш ответ на свою телеграмму, и сердце моё переполнила радость.

И хотя я знаю, уверен, Вы поняли, что я не могу обещать Вам счастья, что со мною Вас ждут испытания — не знаю, догадываетесь ли Вы, насколько они велики.

С чего бы начать, Френсис? Впрочем, это нетрудно: мои колебания — чистое притворство; я должен начать с признания, с признания тяжёлого и унизительного.

В течение этих долгих месяцев, Френсис, проведённых в пустыне, я не смог сохранить Вам верность… Сибила? Да, это она… Уменьшит ли мою вину перед Вами то обстоятельство — а это истинная правда, клянусь Вам, — что сердце здесь ни при чем? Вы не знаете Сибилы, вернее, почти не знаете. Я же знаю её с детства. Странная девочка, странная женщина. Безнравственная? Аморальная? Как Вам сказать? Все это не то. Для неё не существует общепринятых мнений. Обо всем она судит сама. Про неё нельзя сказать, что она отбросила все условности: просто условности никогда для неё не существовали. В шестнадцать лет она взяла себе в любовники тридцатилетнего мужчину. Она полностью подчинила его себе, переделала на свой лад, но бросила, почувствовав его ограниченность. Её брак со старым Гримом вызвал настоящий скандал, но она даже бровью не повела, и скандал затих сам по себе. Вполне возможно, она так и не узнала об этом; во всяком случае, вела она себя, словно ничего не произошло.

И вот, Френсис, прекрасной звёздной ночью, скорее прохладной, чем жаркой, каких здесь бывает немало, эта женщина спокойно вошла ко мне в палатку. «Мой милый Дуг, — сказала она не без иронии, — излишние размышления вредны». Затем сбросила халат и спокойно, с естественностью раковины, смыкающей свои створки, прильнула ко мне всем своим ослепительным телом. И тут же, закрыв мне рот рукой, прошептала: «Вино, Дуг, надо пить тогда, когда чувствуешь жажду» — и опустилась на постель. Что оставалось мне делать? А потом… надо сказать правду, это оказалось сильнее меня. Вероятно, мне самому тоже хотелось пить. Не знаю, будет ли Вам от этого легче, или же Вы окончательно вознегодуете, но я должен сказать, что в ту минуту я обратился к Вам с немой мольбой, я молил Вас простить мне мои грехи! Как бы то ни было, но это тоже истинная правда.

Правда и то, что за первым падением последовали другие. И хотя ни разу эти языческие забавы не начинались по моей инициативе, Френсис, я не мог отказаться от них, тем более, что им сопутствовала такая простота, такая естественная грация. По крайней мере до нашего приезда в Сидней.

Не стану, не хочу красиво описывать свои чувства, оправдывать себя, вымаливать у Вас прощение: я сам бы себе стал противен. А самое главное: это было бы уж слишком некстати, ибо, любимая моя, хотя самое страшное в моем признании уже сделано, я не сказал Вам ещё самого важного.

Я принял ужасное решение, Френсис. Не знаю, к чему это все приведёт. По правде говоря, ничто, абсолютно ничто меня не принуждало. Но кто-нибудь должен был сделать то, что собираюсь сделать я. Не в моем характере — Вы это прекрасно знаете — приносить себя в жертву. Напротив, сама мысль о самопожертвовании претит мне. Но разве я могу уклониться от того, что должно быть сделано, если я один в состоянии выполнить это?

Но я хочу, Френсис, дорогая моя, чтобы Вы были вместе со мной. Хочу принять решение вместе с Вами. Хочу, чтобы Вы одобрили мой поступок. Хочу, чтобы мы после спокойных размышлений вместе пришли к этому неизбежному выводу. И мне было бы слишком тяжело, если бы в один прекрасный день мой поступок показался Вам мальчишеским, романтичным, театральным.

О, как мне нужна Ваша поддержка, Френсис, если, конечно, после моего признания Вы сохраните ко мне хоть чуточку уважения и любви. Вот почему я решил Вам во всем признаться. Согласитесь, меня ничто к этому не вынуждало. Я оказался не слишком-то честным и сильным, не слишком-то героическим субъектом, но много ли на свете мужчин могут бросить в меня камень? Вы бы ничего не узнали, а, как говорил мой отец, «то, чего я не знаю, не существует». Я не защищаю себя, Френсис, нет. Более того, признаюсь Вам: при других обстоятельствах я без малейших угрызений совести хранил бы благоразумное молчание. Быть может, это не слишком похвально, но я всегда считал, что чистосердечные признания порой просто отвратительны: они приносят лишь вред. Да, я бы Вам ничего не сказал. В конце концов, Вы никогда не спрашивали меня о моей личной жизни, так же как и я Вас — о Вашей.

Но Вы должны узнать мои недостатки, прежде чем я поведу рассказ о своих достоинствах. Я просил Вас стать моей женой, Френсис, и Вы согласились. Но знайте, Вас это ни к чему не обязывает . Очень скоро я стану героем скандальной истории, и мы все — а нас немало, и я в том числе, — вместо того, чтобы замять грядущий скандал, делаем все возможное, чтобы раздуть его ещё больше. По всей вероятности, мне придётся предстать перед судом. Возможно, меня даже повесят. Вот какая судьба ждёт человека, который сейчас, пока он ещё на свободе, просит Вашей руки.

Так вот что произошло, Френсис…»

Тут только Френсис заметила, что читает она машинально, почти не понимая написанного. Сердце её учащённо билось, и перед глазами неотступно стояла эта развращённая Сибила, которая «с естественностью раковины, смыкающей свои створки» прильнула к Дугу. Наморщив лоб, она перечла письмо сначала, стараясь уловить смысл слов, но он ускользал, как ртуть между пальцами. Ей показалось, что она наконец поняла. «И с кем, — прошептала она, — с этой Сибилой».