Павел Вежинов - Белый ящер

Почти неделю Алекси боролся со своей совестью. И наконец совесть победила. Черт побери, какое он имеет право оставлять дочь друга во власти этого получеловека-полувыродка? Скрепя сердце и ужасающе хмурясь, Алекси посетил Трифона в его министерском, роскошно обставленном кабинете, где за массивной спиной хозяина висел дешевый ковер. Сам Трифон, растолстевший, цветущий, все же показался Алекси каким-то сломленным. Гостю он обрадовался – правда, пожалуй, слишком бурно, – предложил ему кресло, сам вышел из-за стола и уселся напротив. На пороге появилась секретарша, тоже массивная, благоухающая духами, с буклями на висках. Трифон велел принести кофе, тоник, даже коньяк, от которого, впрочем, Алекси решительно отказался. Оба чувствовали себя неловко, особенно Алекси, который не знал, с чего начать. Хоть бы этот толстяк догадался спросить, с чем он к нему пожаловал. Помаявшись некоторое время, Алекси неожиданно выпалил:

– Ты знаешь, в котором часу вчера вернулась домой твоя дочь?

– Знаю, – ответил Трифон, делая жалкую попытку улыбнуться.

– А где она была, знаешь?

– И это знаю.

– Значит, ничего не имеешь против?

Сердитый огонек мелькнул в глазах Трифона и тут же погас.

– А что я могу поделать?

– Как что? Уши ей надрать, вот что.

– Глупо и бесполезно! – устало ответил Трифон. – Глупо и бесполезно.

– Почему бесполезно?

– Неужели ты не понимаешь, приятель, нет у нас выхода, – безнадежно сказал Трифон. – Никакого. Нам остается только сдаться – полностью и безоговорочно.

– Ты думаешь? – растерянно спросил Алекси, который никогда и никому не сдавался, кроме разве Корнелии.

– Конечно!.. Потому что любое наше действие кончится для нас бесславным поражением. Мы можем потерять все, понимаешь, все. И прежде всего детей.

– А на что оно тебе нужно, это отребье?

Глаза Трифона яростно сверкнули. Нет, он еще не был до конца сломлен. Какая-то искра в нем еще тлела. Но как раз тут появилась секретарша и, продемонстрировав мужчинам мощные бедра, налила им кофе. Когда она наконец удалилась, Трифон заговорил снова – правда, крайне неохотно.

– Послушай, ведь в конце концов это наши дети! Чего ты хочешь? Объявить им войну? Испортить всем жизнь? Кто от этого выиграет? Никто. И в первую очередь пострадают они, дети. Пока они еще под нашей крышей, мы хоть чем-то можем им помочь.

Алекси вернулся домой в полной растерянности. Со своей точки зрения Несси был прав. Трифон со своей – тоже. Но не могут же все быть правыми вот так, для себя. Тогда у нас будет не общество, а сборище людей, где каждый с трудом выносит остальных. Уж если Трифон не может помочь собственной дочери, то ему и подавно это не удастся. Тем более что Руми все же была не такой, как те, другие. Она была девушкой. И почему надо считать ее бесстыжей, когда она, быть может, просто естественна. В конце концов, любая более или менее длительная связь предполагает известные взаимные чувства. А как раз в этом Несси нуждается больше всего.

Но дружба между Несси и Руми продолжалась чуть больше месяца. А затем девушка исчезла так же внезапно, как и появилась. Алекси подождал несколько дней – может, заболела или уехала куда-нибудь. Но Руми не приходила.

– Что случилось с Руми? – не вытерпел наконец Алекси.

– Ничего, просто мы расстались, – спокойно ответил Несси.

– По чьей инициативе?

Несси нахмурился.

– Послушай, отец. Люди мне быстро надоедают, – неохотно произнес он. – С какой же стати мне их терпеть?

– Но люди все-таки не вещи… Нельзя ж их выбрасывать когда вздумается.

– Никто не имеет права подчинять себе других, – мрачно ответил Несси. – Ни по какой причине. И ничем – ни силой, ни слабостью. Это отвратительней любой политической тирании.

Алекси молчал. Что он мог ему ответить? И все-таки нельзя же было отступить просто так, без всякого сопротивления.

– Ты вообще веришь во что-нибудь?

– Зачем? – Несси бросил на отца презрительный взгляд. – Достаточно правильно мыслить. Декарт сформулировал это в нескольких словах: «Я мыслю – значит, я существую». По-моему, этим все сказано.

– Ты никогда не будешь счастлив! – изрек вдруг Алекси. – У человека есть еще и сердце, если ты об этом что-нибудь слышал.

– Сердце всего лишь жалкий насос, – ответил Несси. – Говорят, больше всего на человеческое сердце похоже свиное.

Алекси забился в кабинет, как преследуемый барсук в нору. Как всегда после разговоров с сыном, во рту горчило – знакомый вкус поражения. Если верно, что разум – самое совершенное и самое ценное из всего, что есть у человека, то Несси, безусловно, прав. В таком случае полное удовлетворение этого разума, вероятно, и можно назвать счастьем. Величайшие умы человечества были несчастны? Одиноки? Если даже и так, все равно – это единственная цель, достойная настоящего человека.

И снова затопали по холлу маленькие шагающие экскаваторы, направляясь в комнату Несси. И снова Алекси, как барсук, прятался у себя в кабинете. Наступило лето. Город обезлюдел. Пустые улицы навевали непреодолимую скуку. Каждый стремился куда-нибудь уехать – к морю или в горы, – лишь бы избавиться от удушающей бензиновой гари. Алекси, изнывая от жары и обливаясь потом, не мог ни работать, ни думать. Лишь Несси был таким же, как всегда, – невозмутимым и безукоризненно опрятным, на его чистом лице не было ни капли пота, хотя ходил он, как и зимой, в пиджаке и при галстуке. Отдыхать он, понятно, никуда не поехал – любое безделье казалось ему непонятным и абсурдным.

В один из этих летних дней в кабинет Алекси внезапно ворвался Трифон. Несчастный, взмокший, теперь уже окончательно сломленный. Несколько растерявшийся Алекси пригласил его сесть. Трифон не сел, а попросту повалился в кресло, словно хотел раздавить все его пружины.

– Что случилось? – испуганно спросил Алекси.

– Что случилось?! – с неожиданной силой взревел Трифон. – Случилось то, что мы с тобой скоро станем дедушками!

Алекси онемел. Лицо его побледнело, губы пересохли. Трифон и не ожидал, что новость произведет на друга такое впечатление.

– Ты уверен? – тихо спросил Алекси.

– Вполне. Мы были у врача.

Алекси молчал. Казалось, он отключился от всего, ушел в себя, совершенно забыв, что, кроме него, в этом тесном, раскаленном кабинете есть кто-то еще. Трифон, успевший немного оправиться, недоуменно смотрел на него.

– Что ж, ты мне так ничего и не скажешь? – спросил он наконец.

– Ребенок должен родиться! – еле слышно проговорил Алекси.

– Это я и хотел от тебя услышать! – обрадовался Трифон. – Поговори со своим негодником… Нужно его подготовить…

– Ты с ума сошел! – воскликнул Алекси. – Несси не должен ни о чем знать.

Теперь уже растерялся Трифон.