Ольга Ларионова - Подсадная утка

«Ночная» сторона представляла собой плоскость, накрытую сверху прозрачным колпаком, под которым свободно мог бы поместиться лондонский Тауэр. В центре площадки высилась первая башенка с излучателем, от которой начинали разворачиваться витки свернутого в спираль пульсирующего коридора. Два первых, внутренних витка умещались под колпаком, и вдоль стен этого колпака тянулись бесчисленные клетки с обезьянами.

Дальше, за пределами купола, твердая поверхность кончалась и начиналось каменное кружево, в причудливом рисунке которого посвященные могли угадать расположение невидимого коридора, последний виток которого широким раструбом открывался в Пространство, словно зазывая, заманивая оттуда неведомых грозных чудовищ, которые столько лет оставались безнаказанными и неуязвимыми. И — голодными.

А посередине твердого диска, возле центральной башни, виднелось что-то голубое, небольшим озерцом растекшееся по поверхности; лишь те, кто побывали под куполом станции, знали, что это не вода, а шелковистая и теплая, как и все растения на Альфе, неземная трава. Напротив башенки, по другую сторону голубой лужайки, был установлен экран, на котором было видно все, что делается в кают-компании «Теодора Нетте».

Все это, возведенное в непостижимо короткий срок, было чудом, о котором пока не смела мечтать земная техническая мысль. Но все-таки людей больше поражала исступленная, фанатическая воля альфиан, решивших во что бы то ни стало очистить космос от невидимых хищников и не желающих откладывать эту фантастическую охоту на десмодов ни на день, ни на час, ни на миг.

Что могли поставить рядом с этой техникой и с этой волей люди Земли, которые еще два десятилетия назад казались себе такими всемогущими, такими целеустремленными?

Да только то, что они были людьми.

Четверо альфиан сидели за узким и длинным столом в кают-компании, совсем как во время межпланетных встреч двух Советов. Только теперь это были не изображения, а живые, вполне реальные великаны — самый низкий был на добрую голову выше любого из землян. Но сейчас это не бросалось в глаза, потому что люди не сидели по другую сторону стола, как обычно, а стояли сзади, за креслами альфиан, являя собой то ли бездейственный почетный караул, то ли второй ярус зрителей. Скорее — последнее, потому что взгляды всех восьмерых были неотрывно прикованы к круглому, как иллюминатор, экрану. Кроме тех, кто находился сейчас в кают-компании, на корабле было еще около ста человек, и все они собрались около таких же экранов, натянутых в ходовой рубке, машинном отделении и даже в спортзале. Даже те, кто находился сейчас на вахте, оставили свои посты и подошли к экранам, хотя никто не знал, сколько минут или часов придется прождать окончания этого эксперимента, который с каждой минутой казался людям все более и более чудовищным.

А сколько таких же экранов, установленных на Земле и на Альфе, приковывали сейчас к себе внимание жителей обеих планет? Сосчитать их было бы невозможно, да и вряд ли кому-нибудь нужна была эта цифра. И на всех этих экранах медленно двигалась к центру, к теплой голубой лужайке, очень прямая, просто неестественно прямая фигура в белом. Жителям Земли она, вероятно, казалась ожившим гипсовым слепком с альфианина — у самих альфиан такой ассоциации возникнуть не могло: они не знали, что такое «скульптура».

С Сеге Д ступил на траву. До башенки, до шершавой, чуть вибрирующей ее стенки оставалось каких-нибудь десять шагов. Нет, всего-навсего девять. Он опустился на траву у самого подножия башни, согнул колени и обхватил их руками. Так сидят, часами глядя в море. Но С Сеге Д видел перед собой только экран, с которого смотрели на него, не мигая, четверо его соплеменников. Перед ними на полированной поверхности стола чуть мерцали две огромные кнопки, или вернее — круглые клавиши, и Кончанский, один из четверых, стоявших за креслами, не мог отделаться от ощущения, что это глаза андерсеновской собаки — те самые, что размером с чайное блюдце. Ловушка была готова, все башенки с генераторами, усилителями, умножителями и отражателями уже находились под напряжением пси-токов, но пока еще система «раковины» была надежно укрыта общей защитой, протянувшейся над всей Солнечной.

С Сеге Д кивнул, и старший из альфиан протянул руку и положил ладонь на первую клавишу, — она слегка вдавилась и затеплилась красноватым тревожным светом. И в тот же миг над обезьяньими клетками рванули петарды, взвились ослепительные гирлянды бенгальских огней, и в каждой клетке автоматически отодвинулся заслон, открывающий спрятанным за ним змеям доступ в вольеры.

Исступленные визги обезумевших от ужаса животных, треск магния и неистовое метанье огней достигали голубой лужайки, но С Сеге Д, казалось, не замечал всего этого. Он сидел, опершись плечами о чуть вибрирующую поверхность миниатюрной вавилонской башенки, и ждал, когда старший нажмет следующую клавишу, чтобы весь этот поток животного ужаса, тысячекратно усиленный, вырвался на просторы Вселенной. Для этого нужно было пробить брешь в общем фронте околосолнечной защиты, но только такую брешь, чтобы она открывала доступ из неогороженной части космоса прямо в раструб ловушки, и ни на йоту больше. Старший альфианин обернулся к стоявшим за его спиной людям и что-то спросил — вероятно, проверил еще раз, нормально ли работают генераторы, укрывающие трюм буя, причал и сам корабль, — люди дружно закивали: все проверено, все проверено десятки и сотни раз.

Можно начинать.

Альфиане знали, что можно начинать, но их удерживало еще желание сделать что-то — может быть, найти какие-то последние слова, потому что пульсирующее поле, разделившее корабль и голубую лужайку, нарушило те пси-связи, которые позволяли альфианам обходиться без слов и жестов.

И в этот миг С Сеге Д почувствовал то, что уж никак не должен был бы почувствовать в данной ситуации: легкое прикосновение к своему плечу. Он вскинул голову — над ним стоял коренастый черноволосый землянин с каким-то хищным, напряженным выражением лица. Альфианин попытался подняться, одновременно отыскивая в своей памяти такие необходимые сейчас, но совершенно вылетевшие у него из головы слова земного языка, и в этот момент жесткий и короткий удар сбоку по шее отключил его сознание и он уже не увидел, как с завидной синхронностью все четверо его соотечественников, сидевших за столом, были захлестнуты надежными карлоновыми тросиками альфианского производства, прикручены к своим массивным креслам и отодвинуты назад, к стене.

Ван Джуда, Кончанский, Джой Юнг и Руогомаа наклонились над столом. Они выжидали те секунды, за которые Рычин должен был оттащить массивное, обмякшее тело альфианина к люку, из которого уже выглядывал Брюнэ, корабельный врач «Теодора Нетте».