Станислав Соловьев - С.А.Р.

— Да, господин Леваннен? — он испуганно поднял глаза. Словно я у него прошу покончить жизнь самоубийством. Прямо за этим столом.

— Сколько вы будете меня морить голодом? — неожиданно выпалил я.

На лице нервного типа изобразилось полное недоумение.

Я не знаю, кого он называл все время словом «мы». Может, армейскую разведку Ольненского содружества — другой значимой разведки в ПЕНТЕМ просто не существовало. Может, Директорат охраны Конфедерации. Или Директорат внутренних коммуникаций?.. Меня накормили в ночном ресторане: мясная запеканка по–ольнски, фруктовое пюре и стакан яблочного вина. Запеканка была совсем холодной, а вино немного горчило, как всякое дешевое вино, — но я и этому был рад. Съел все до крошки, а потом подумал и решил выпить еще стакан вина, с чем радостно согласилась почти кубическая хозяйка заведения. Затем мне выделили комнату, чтобы я смог поспать остаток ночи в относительном уединении. Перед сном я собирался помыться — благо в комнате была раковина, поменять нижнее белье, но только успел сесть на широкую кровать, как отключился. Проснулся я уже утром. Потолок в комнате был достаточно низким, словно она была предназначена для карликов. Потом я сообразил, что по местным меркам выгляжу настоящим верзилой. Напустил в раковину теплой воды и кое–как умылся. Долго искал «бреющую пену» — перерыл всю сумку, пока нашел. Когда я привел себя в порядок, по привычке застегнув верхнюю брошь на блузе, я вышел в коридор и чуть не налетел на того самого рыжего коротышку с печальными глазами. По–видимому, он ждал, когда я проснусь — или караулил, чтобы я никуда не убежал?.. Мы поздоровались. Он грустно осведомился, голоден ли я. Я прислушался к своему желудку. Желудок безмолвствовал. Тогда я попросил чашечку кофе, и грустный человек отвел меня в ресторан. Мне принесли кашку кофе — и хотя я не любил кофе по–ольнски, ольны делают его сильно крепким и добавляют немного соли, — кофе пришлось кстати. Я посмотрел на хронологическое табло. Как и повсюду в Центральных Сообществах, табло сразу показывало несколько часовых поясов. Время по–ольнски. Время по–неллебански. Время по–наррански — Солидарные Государства. Время по–онренски — оно же стандартное время. Справа размещалась колонка летоисчислений: Холлеанское, Элуранское, Баллухское и Ти — Саратское. Все объяснялось просто. В Ольненском содружестве, Второй Перихорнской и Третьей Иссагальской провинциях ПЕНТЕМ господствующие позиции занимает Ти — Саратианство; в Сельберрене и Первой Перихорнской провинции — Холлеанство; в Элуранском государстве, в Четвёртой и Пятой Пурегельских провинциях — Школа Баллуха; в Пет — Веттерене и Пет — Тольвене — Элуранизм. Отсюда такое многообразие календарей. И судя по ним, я на сутки выбился из графика. Несколько минут вертел чашку в руках, пытаясь сообразить, что мне делать. Дальнен говорил, что меня будут ждать. Что он имел в виду — не знаю. Спросить у этого человека? Но он представляет таинственных «мы», и, честно говоря, у меня нет желания посвящать его в свои проблемы. Позвонить в представительство? Почему–то мне этого не хотелось. Я подошел к общественному электрофону — вынимать из сумки свой не захотел, чтобы не пугать грустного человека. Набрал 9–01–9–9.

— Добрый день, — хотя какой добрый день? В Сит — Хольмене три часа ночи. — Это Лийо Леваннен. Мне нужен господин Ваерреди.

— Магистр, где вы находитесь? — в наушнике послышался голос Дальнена. Сонный и слегка встревоженный.

— В ресторане, — я покрутил головой, прежде чем увидел название ресторана. Ольнский я знал слабо, но не настолько, чтобы не понять что такое Эррети–пеи . — Если я не ошибаюсь, он называется «Восточная Звезда».

— Хорошо. Подождите, минут через десять к вам подойдет человек. Он скажет вам, что его послал Ваерреди. Вы последуете за ним, и будете делать то, что он вам скажет. Вы поняли?

— Я понял, — честно говоря, я мало что понимал. Устал понимать.

— Все будет хорошо, Леваннен, — сказал на прощание Дальнен заметно потеплевшим голосом. И добавил: — Больше у вас не будет неприятностей.

Хм. Это совсем не похоже на Дальнена. По крайней мере, на того Дальнена, что я видел в конференц–зале директора Центра. В то, что у меня больше не будет неприятностей, я уже не верил.

Он пришел через тринадцать минут — молодой усатый парень спортивного телосложения. Короткая замшевая куртка, зеленые брюки в обтяжку, модные остроносые туфли. Он сказал, что его послал господин Ваерреди и при этом почему–то подмигнул мне. Будто мы сообщники–школяры и собираемся вот–вот пошутить над преподавателями. Парень что–то прошептал на ухо грустному человеку, тот печально вздохнул и ушел, оставив нас наедине с нашей диковинной миссией.

— Господин Леваннен, следуйте за мной.

Мы вышли из ресторана, прошли мимо постовых с нашивками «ДОК» на рукавах — постовые подозрительно посмотрели на нас, но ничего не сказали. Через систему сквозных коридоров мы, наконец, попали в Первый терминал аэропорта. Сновали люди, грузовые аэрокары неторопливо везли какие–то грязные тюки, пахло машинным маслом, человеческим потом, кожей и горячим пластиком. Невидимый голос по–ольнски что–то шепеляво тараторил, я совсем потерял бы голову, если бы не спортивный парень. Он бесцеремонно тащил меня за рукав, то и дело улыбаясь с видом невинного младенца. Так мы оказались около двухместного, совсем маленького аэрокара. На его зеленом борту красными буквами было написано «Восточные Перевозки Ольнеров». Нас ждал молчаливый пилот в темно–коричневом комбинезоне. Он ничего не сказал, взял у меня из рук сумку и занес в кабину.

— Вас будут ждать, господин Леваннен. Удачи.

Спортивный парень улыбнулся и исчез в толпе.

Аэрокар был вертикального взлета — как все машины воздушного транспорта. Я сидел в жестком кресле и с любопытством наблюдал, как люди, машины и здания стремительно уменьшаются у меня на глазах. Пилот ничего не спрашивал у меня, он молча вел машину — даже не кидал якобы случайных взглядов на пассажира, отчего мне было как–то не по себе. Его проинструктировали тщательным образом, говорил я себе, просто запретили со мной разговаривать. Чем меньше людей знает меня, тем лучше для моей миссии… Слово «миссия» вызывало такое сильное чувство дискомфорта, что спешил выкинуть его из головы — тот Лийо Леваннен, которого я знал тридцать два года и знал не плохо, надо сказать, никак не вязался с напускным и казенным словом «миссия». Путешествие — вот что мне нравилось гораздо больше. Я летел в государство, которое не являлось государством. Что создать то, чего создать в принципе невозможно. Эта мысль чудовищна для историка — но как еще выразить парадоксальность ситуации, в которую я попал. САР отрицали Историю, рассматривали историческую науку — как одно из проявлений «идеологического насилия». У них ничего не происходило и происходить не могло — ведь это современное Место Лакуны, Вневременье. Даже КАЗ-САТТ, с его немыслимыми опытами над историческим процессом, с его деформированным Временем, казалось намного привлекательней САР. Но я лечу туда, потому что Свободные Районы хотят реконструировать свою историю — то есть создать с помощью меня то, чего у них не было. Это абсурдно, это не вписывалось ни в какие методологические системы, но вместе с тем это завораживало меня. Что–то запредельное. То, от чего теряешь голову. Но, может, и находишь новый смысл?..