Джон Бойд - Опылители Эдема

Однако она достаточно тактична, чтобы не поднимать вопрос о том, что ее очень сильно встревожило и чему она не находила объяснения — поведение самого доктора Гектора. В учебной аудитории его голос шелестел потоком данных — таких точных, таких весомых и неоспоримых, что только начав слушать его лекции, она смогла постичь мастерство быстрого конспектирования. Теперь же, его комментарии были такими пылкими и такими несообразными, как будто это говорил влюбленный. Ей приходилось буквально выхватывать из потока его поэтики хоть какие-то фактические сведения.

Один такой факт появился внезапно в самом конце разглагольствований о прелестях плавания в стремнинах Флоры, —.. плывя под сводами этих тоннелей из зелени с колоннадами серых стволов, или следя за фосфоресцирующей кильватерной дорожкой ночью, как бы возвращаешься в чистоту мальчишеского детства, к его радостям, еще более светлым из-за безотрадности ушедших лет, а вокруг нет ни пчелы, ни комара, которые могли бы ужалить кого-то в голый зад. На Флоре нет насекомых.

Это замечание потрясло ее. Если там нет насекомых, зачем вообще существуют цветки? Кому нужна эта приманка, если опылителей нет? Она, конечно, разберется в этом на семинарах, которые на следующей неделе будут проводить специалисты, но ей нравилось давать руководящие указания себе самой еще во время брифингов. Гектор продолжал выводить ее из себя своим неистовством и отсутствием конкретных данных в его неистовых сентенциях. Очевидно, цветки все же оказались приманкой, но для кого? Видимо, для штата сектора Эйбл, думала она с сожалением, раз они так вдохновили их поэтичность и операторское искусство. Флора явно обладает сексуальной привлекательностью.

— Самым совершенным образом сбалансированная экология планеты, — говорил Гектор. — Полное отсутствие угрозы для жизни. Там невозможно поломать кость при падении: дерн очень пружинистый. Там нельзя умереть голодной смертью: ягоды, фрукты и орехи беспрестанно зрелые. Кислотные свойства травы ускоряют гниение, так что луга планеты никогда не замусорены. Наклон оси вращения планеты небольшой, поэтому климат в любом поясе почти постоянный, а для жизни в умеренном поясе нет надобности в одежде. Там нет хищных зверей; по существу, вовсе нет животных, за исключением одного места в тропическом поясе планеты, на острове, которому мы дали имя Тропика и куда мы теперь направимся, чтобы присоединиться к Полу Тестону.

Фреде не терпелось поскорее удрать из этого пристанища поэтики к деловым комментариям своего жениха. Уж Пол-то представит ей факты, она-то знает. У нее даже было для него ласковое прозвище — «Король Прагматизма».

Пока добрались до Тропики, выявилась еще одна кинематографическая неполадка. С вертолета, низко летящего над океаном, оператор стал накручивать бесконечный метраж, как только из-за горизонта показался горный пик высотой около пяти тысяч метров с окутанной облаками снеговой шапкой. Когда они приблизились к острову, исполненным благоговения голосом геолог сектора Эйбл начал объяснять, как образовалось это многоярусное наслоение; в о крут вулкана сформировался коралловый риф, и в результате последовательного поднятия пластов на протяжении геологических эпох один над другим поднимались следующие коралловые рифы, образовав в конце концов семиэтажную гору. Теперь ее слои поддерживают родительский кратер, вознесшийся на высоту двух с половиной тысяч метров над уровнем самого высокого плато. Фреде пришлось признать, что Тропика обладает богатой цветовой палитрой. Со своими коралловыми откосами, окружающими террасы, покрытые растительностью, она была розовой и зеленой с белой верхушкой над голубым морем.

Фреда нашла образец для своего свадебного торта!

Как она и ожидала, большую часть сообщения Пол предоставил делать своей кинокамере. Ее тюльпаны располагались на самом нижнем уровне, и Пол настроил прием звука и механику перемещения камеры на изучение опыления, зарождения и роста семян у женского тюльпана. Его единственное предварительное замечание, без всяких отвлеченных пояснений, было простым, — вы увидите самый замечательный пример симбиоза растения и животного, с каким мне когда-либо доводилось встречаться.

Его сдержанность проявилась даже в этом Когда регистратор звуков был сфокусирован на обычных для тюльпана голосах флейты, вздохах и кудахтаньи, Пол заметил:

— Как только цветочный сок забивает семенной канал, тональность меняется.

Она прислушалась — отметив, что он уменьшил интенсивность цвета, чтобы не отвлекать внимание от самого процесса, — и совершенно отчетливо уловила изменение тона звучания. В целом оно стало более высоким, более мелодичным, хотя самые низкие ноты сделались хриплыми.

Теперь, вторя порывам легкого бриза, тюльпан выводил трели, которые пронизывали воздух манящими призывами, такими чарующими и побуждающими на отклик, что она напрягла слух и подалась вперед, боясь упустить какой-нибудь нюанс или интонацию. Потом… какой-то распутник срочной службы издал посвист охотника за юбками, и хохот разрушил чары.

Ее досада улеглась, когда на экране запрыгал мохнатый зверек, похожий на землеройку, толстенький и пухленький, с мордочкой, широкоглазое простодушие которой очень напоминало сумчатого медведя-коала. «Я назвал его коала-землеройкой», — прозвучал голос Пола. Тем временем зверек, который был не больше котенка, но гораздо забавнее, присел на корточки, мелко дрожа передними лапками, и прислушался. Слабый ветерок возбуждал воздушную камеру тюльпана, звучавшую нотами сладострастия — настойчивого и влекущего. Подпрыгивая и кувыркаясь, коала-землеройка понеслась к источнику звука. Изящным движением, очень проворным, но вместе с тем и очень осторожным, передние лапки поднялись вверх и повернули цветок вниз. Зверек прижал мордочку к цветку продолжавшего звучать растения, а быстро высунувшийся, по-змеиному раздвоенный язычок заполз внутрь цветка.

Когда Пол стал показывать процесс опыления в замедленном темпе, Фреда отвела взгляд от экрана.

Она почувствовала себя свидетельницей изнасилования, и лица, окружавшие ее в темноте, подтверждали, что для такого ощущения есть основания. Они клонились вперед с похотливой алчностью, так похожие на затаившихся во мраке соглядатаев с извращенными наклонностями.

Потом она наблюдала, как семена развивались и выбрасывались из сумки растения, чтобы, плавно пролетев и сделав петлю, опуститься на почву на расстоянии, как сообщил Пол, пятнадцати метров. «Они должны удариться о землю с достаточной силой, чтобы проникнуть в дерн, — добавил он. — Иначе их убьет кислая среда травы».