Джон Бойд - Опылители Эдема

— Ты все время говоришь о них в прошедшем времени, — сказала она, — как орхидеи опыляются без них?

— Ну, они могли бы применять ручное опыление с помощью своих листьев-присосков.

— Но они не делают этого, — сказала она. — Хватит увиливать. Что еще ты обнаружил?

— Визг, который я слышал в ту ночь. Когда я пришел на место, где была кровь, единственной орхидеей был мертвый стебель с вывороченными корнями. Они убили опылителя, когда он рылся в поисках пропитания за честную игру.

— Почему они набросились на животное?

— Оно было опасно и неэффективно. Это не настоящий симбиоз животного и растения, это просто холодная экологическая война, — он поднял взгляд на залитый солнцем конус, и в его серых глазах блеснула сталь. — Придет день, и я пойду в лес со своими сыновьями и покажу этим свиньям, как человек умеет убивать.

Она повернулась на бок и подняла к нему голову:

— Ты опять ускользнул от моего вопроса. Если орхидеи убивают своих опылителей, как они смогут опыляться без них?

Он сел и посмотрел на нее сверху вниз, его глаза горели жаром, который еще больше напомнил ей образ молодого Моисея, но когда он заговорил, его голос был нежен:

— Милая девочка, они нашли идеальное животное для своих целей. Мы — опылители Эдема.

Фреда перевернулась на спину и посмотрела на снежный конус, омываемый свободным током облаков и сияющий в солнечном свете. Они с Полом станут родоначальниками новой расы на Флоре, воздвигнутой в братстве с природой. Осознание своей значимости и гордость за признание ее плодовитости открывали очаровательную перспективу, особенно для нее, большую часть жизни проведшей в Южной Калифорнии. Она сокрушалась, представляя молодых леди, которые выходят замуж за мужчин, приверженных организации, и уходят в многоквартирные дома, чтобы никогда больше из них не выйти снова; и ей не улыбалась перспектива попасть в число этих живых трупов. Но есть кое-какие чисто технические соображения.

— А что же будет с нашими открытиями? Наши записи потеряются для науки.

— Бог с ними, — сказал он, — я устал собирать факты ради фактов. Пропади пропадом та наука, которая нам не служит.

— Ну, хорошо. Бог с ней, наукой, да и культурой тоже. Но у нас есть большая и безотлагательная проблема. Допустим, на «Ботани» нет ни детекторов, ни человеческих возможностей нас найти, но на борту есть собаки-ищейки, целая свора..

— Которые проживут в зарослях последние пять минут своей жизни.

— Орхидеи так недружелюбны?

— Нет, если я не захочу, чтобы они были недружелюбными. Слово Адама в Эдеме — закон.

Она ждала момента задать последний и самый трудный вопрос:

— Как я смогу найти время быть праматерью расы, или хотя бы испытывать влечение после ночи с орхидеями?

— Опыление по доверенности, — ответил он, широко улыбаясь. — Сузи — только третья нога трехногого корня.

Последняя ночь Фреды на Флоре была ночью воспоминаний. По предложению Пола, — она опять ехала верхом, сидя на его плечах, — они потратили остаток утра на поиски мужской орхидеи-любовника с редко встречающимся ярко-красным цветком.

— Тот, которого я нашел для тебя вчера, был уже не первой молодости, — сказал Пол, — но это был скоропалительный выбор; на самом деле мужчина не в состоянии выбрать женщине любовника. В этом деле так много подсознательных факторов.

После целого часа поисков они нашли Очаровательного Принца почти на самом углу террасы, образованной речным каньоном и морской стеной. Это был великолепный экземпляр, молодой и на целых пятнадцать сантиметров выше всех ближайших соседей. По предложению Пола, она подъехала на своем супруге вплотную к растению и смогла его рассмотреть, а достаточно ознакомившись с ним, дала волю фантазии.

Она испытывала какую-то боль, когда смотрела сверху на спящего Принца, и, хотя он был совершенно пассивен в солнечном свете, ей показалось, что он затрепетал от рвения, когда она прижалась щекой к его лепесткам и ущипнула налитую цветением тычинку.

— Забери меня отсюда, Пол, пока это чудище не проснулось, — завизжала она с поддельным страхом, колотя его пятками по ребрам.

На этот раз она съела за ужином только половинку куска тростникового стебля, причем от той части, которая ближе к корню и где свойство возбуждать половое влечение сильнее снотворного свойства. Они рано сплели себе полог от лунного света, чтобы у нее осталось время отдохнуть и послушать наставления Пола. Пол говорил ей о позах, отвергая старые табу и как липку обдирая бытующие запреты. В своем доктринерстве он отвергал присущие ритуальности духовные ценности, понуждая ее смотреть на дело, как на причащение, а на себя, как на священную чашу, несущую живительную влагу. И он призывал ее к смирению, говоря:

— Направляй молодого своим опытом и помогай старому своей силой.

Не вдаваясь в детали, он рассказал ей, что они общаются посредством касания завитком завитка, и сказал, что орхидея, которой она необходима, может разыскать ее в пределах пятисот метров. Она находилась в постели в пятидесяти метрах от своего избранника, потому что здесь ничто не возбуждало тревогу ее ожидания.

— Если завитки подняли тебя, а куртизанки подготовили для ночи с Принцем и понесли, назад уже нет возврата. Поэтому расслабься и получай удовольствие.

Так все и случилось, и она отправилась к своему второму причастию в лунном свете, и обнаружила, что ожидавшиеся ею брачные отношения превзошли все то, что рисовала ей ее фантазия. На своем алтаре, качающемся, как алтарь военного корабля и в продольной, и в горизонтальной плоскостях, она возносилась до высот обожания и вновь опускалась, чтобы подниматься снова и снова, но теперь ее наслаждение не рядилось в образы сновидений, и она прекрасно знала, что поднималось и кто был внизу. Когда третья и последняя волна прилива вознесла ее ко второй луне, она ощутила, как что-то оборвалось в душе, как открылся какой-то ранее неведомый ток к глубинам, никогда прежде не достигавшимся, и она подумала: «Если это предательство…» — но мысль отогнал всплеск сотрясений, в которых не было места разглагольствованиям и которые сплели любовницу с любовником в едином исступленном восторге, и она с тяжелым вздохом погрузилась в глубокий сон пресыщения.

Фреда проснулась в ярком солнечном свете от звука, напоминающего шипение сала на сковородке. Она с наслаждением потянулась и повернулась к Полу, но того не было. Еще зевая, она села и, наклонившись, выглянула из заросли, посмотрела вдоль тропы и мгновенно схватила свое мачете.

Три человеческие существа, одетые в резиновые сетки, с пластиковыми пузырями вместо голов, шли в ее направлении. Двое из идущих вразвалку людей несли за плечами баллоны. По мере приближения они разбрызгивали тонкий туман слева и справа от себя, оберегая третьего, который шел между ними с ружьем. В считанные секунды, еще не начав действовать, она постигла весь ужас происходящего. Во время карантинного сна они вживили в ее плоть, может быть, в мочку уха, передатчик, и теперь выследили ее, подслушав каждое слово, сказанное ею и Полом. Ее слова заклеймили ее, как невозвращенку, а их орхидеи, ставшие белесыми и ломкими под струей жидкого кислорода, были беспомощны и не могли защитить ее, потому что сами гибли от холода.