Кирилл Панюшкин - Эра 2. Новое поколение

– Внимание всем гражданам. Срочное сообщение. Азиатские и русские войска начали полномасштабное вторжение. Силы НАТО дезориентированы и лихорадочно отступают.

Мужчина встревоженно потушил сигарету. Бросился к приёмнику. Сделал погромче. Ведущий продолжал вещать:

– Пентагон уверяет, что масштабное отключение электроэнергии по всей стране связано с аномальной электромагнитной вспышкой. Как заявил представитель военного управления, это преддверие нападения. В связи с этим объявлена полномасштабная эвакуация в городах. Эвакуация может быть затруднена из-за проблем со связью.

Мужчина хоть и пытался сохранять спокойствие, но от него буквально веяло ледяным сковывающим поветрием. Невольно это поветрие настигло и Фишер. Та застыла, как вкопанная, и не знала, что ей делать. Конечности похолодели. Кожа обратилась в гусиную. Мурашки и оцепенение захватили организм. Ледяное поветрие страха превратилось в ураган. Однако мозг по-прежнему оставался холодным и пытался что-то придумать. Дать объяснение всему происходящему. Спутывал мысли.

Противоречил сам себе. Однако чётко понимал – не паниковать. Не истерить.

Внезапно появился маленький сын семейства. Того разбудили громкие предупреждения, доносящиеся из радиоприёмника.

– Пап, ну зачем ты так громко радио включил с утра пораньше?

Мальчик был искренне недоволен тем, что его подняли. Воцарилась небольшая пауза. Сын, видимо, почувствовал – с папой что-то не так.

– Ты куда-то собрался? – с интересом спросил мальчик.

– Доброе утро, сын! – поприветствовал его отец. Всеми силами старался скрыть тревогу. – Не спится просто…

Мужчина сохранял невозмутимое лицо. Но глаза выдавали непомерное беспокойство и тревогу. Фишер, замерев на месте, ожидала дальнейшего развития событий. Невольно понимала – перед ней была живая история. Без привираний, украшательств и художественного вымысла. В душе воцарилось необъяснимое, плохо описуемое чувство. Да и как описать то чувство, когда ты стал свидетелем живой истории? Как описать то ощущение и эмоции, когда ты секунду назад стояла в обескровленном погибшем доме… где царила смерть… и вдруг ты оказалась в живом жилище. Где нет никакой разрухи и всё вроде бы хорошо. Страх. Трепет. Волнение. Тревога. Вот что переплелось в душе Юли на тот момент.

– Что-то случилось?.. – спросил мальчик, обеспокоенно глядя на отца. – Ты сам не свой… и…

– Стью, разбуди маму. Скажи – мы уезжаем… – перебил его отец, глядя куда-то в сторону. Намеренно отводил глаза, дабы скрыть свои эмоции. Выдержал небольшую паузу и строго добавил: – И не спорь! Просто сделай то, о чём я прошу, договорились? – Тон стал более мягким и проникновенным.

– Ну… хорошо, пап, – недоумевающе сказал мальчик и направился в комнату родителей. Фишер, ведомая интересом, хотела было направиться за ним, но видение вдруг исчезло. В очередной раз перед глазами предстала разруха. Сердце бешено колотилось. По телу то и дело бегали холодные мурашки. Глаза стали идеально круглыми и готовы были вывалиться из орбит. Фишер не понимала, что происходит. Мозг упорно пытался понять, что его обманули, но… У него это плохо выходило. Он отказывался понимать, как такое может быть. Ураганный ветер тревоги в очередной раз закружил душу и сердце. Становился уже торнадо. Закручивал сильным вихрем душу и сердце. Страх только усиливал действие этого вихря. Но где-то среди бурь было лёгкое поветрие любопытства. В скором времени поветрие любопытства немного оттеснило на задний план ветра тревог и страха.

Фишер вышла в коридор и направилась к лестнице, что была практически напротив входа. Ступени то и дело нехорошо скрипели под ногами. Фишер не обращала на это никакого внимания – не думала об опасности. Это было её небольшим минусом как личности-воздуха. Быстро переключалась с одной эмоции на другую. Нередко забывала об опасности. Пока шла наверх, услышала детский голос. Остановилась. Обернулась. Увидела маленькую чёрную тень, что скользила по стене. Замерла в оцепенении.

– Чего это папе вздумалось включать радио так рано? Что такое? Не понимаю. – Ребёнок был напуган. Затем тень исчезла так же внезапно, как и появилась.

– Война, мальчик. Вот что. Вернее, преддверие самого страшного кошмара в жизни каждого человека, – прошептала себе под нос Юля и, сдуваемая новым ураганом страха, побрела вверх. Ноги становились ватными. Плохо слушались. Стало немного тяжело дышать. В мышцы закрался странный и страшный зверь – усталость. На этот раз внимательно смотрела по сторонам. Заметила на лестнице необычное полуразложившиеся тело.

Остановилась. Присмотрелась получше. Это был мужчина, судя по размеру плечевого пояса и узкому тазу. К удивлению Юли, он продолжал сжимать в руках М-416, направляя его куда-то прочь. Невольно сложилось впечатление, что он от кого-то отстреливался, а потом умер. Необычность была в том, что ни один человек после смерти не способен держать руки на весу. Немного подивившись, преодолела оставшиеся ступеньки. Оказалась в ещё одном полуразрушенном коридоре. Дырки в полах. Крыши над головой нет. Разрушенные комнаты.

Прошла в одну из таких «комнат». Под ногами то и дело хрустели практически превратившиеся в труху кирпичи да горелые доски. Никаких намёков на мебель и на то, что здесь когда-то жили люди. Единственное такое свидетельство – изрядно поржавевший, металлический каркас пружинной кровати. Пружинки давно сгинули в мир коррозии. Остались только отдельные детали каркаса, по коим и можно было понять, что это за мебель.

Внезапно в очередной раз вся разруха буквально испарилась. Комната, словно по миновению волшебной палочки, стала прежней. Небольшое, светлое помещение с единственным окном. Под ним располагалась кровать. Чуть правее тумбочка. Слева от кровати шкаф. На том интерьер и заканчивался. На кровати мирно спала мать семейства. Сон, видимо, был столь глубок, что его не могло нарушить громкое радио. Зашёл сын. Аккуратно сел на край кровати. Долго не решался разбудить. Вероятно, думал над тем, как лучше передать слова отца. Немного погодя решился. Положил руку на плечо матушки, негромко произнёс:

– Мам, мам, проснись… – Потеребил приоткрытое одеялом плечо. Не подействовало. Мать спала, как убитая.

– Проснись, слышишь? – снова произнёс сын. Немного растерялся. Почти запаниковал.

– Стью, что стряслось?! – спросила женщина сонным голосом, глядя на обеспокоенного сына. – Ты себя неважно чувствуешь? – немного тревожно продолжила она расспросы.

– Нет, мам, я в порядке… – отрицательно кивнул сын. Замялся. Пытался подобрать слова. Собравшись с мыслями продолжил: – Отец просил передать, что мы уезжаем…