Ирина Ванка - Фантастические тетради

— Я не могу гарантировать, что это чудо объявится, — сказал он, — но если я что-то понимаю в мадисте, то сделаю так, чтоб он узнал, что ты его ищешь. А теперь пакуйся в аппарат и вали отсюда подальше.

Сути происходящего Матлин не понимал и терпеливо ждал Суфа в парке. Но когда терпение подошло к концу, попросил оператора выйти на связь с болфом. Ничего не подозревающий оператор ЦИФовского парка свел каналы и хлынувший по ним поток снес диспетчерский пульт, буквально растворил его в розовом облаке.

— Он работал с ЕИП-сетями? — возмутился оператор. — Почему ты меня не предупредил?

Но у Матлина и без того душа ушла в пятки. Что случилось? Где Суф? Жив ли он? По счастью, Суф скоро объявился.

— Чего ты опять психуешь? Я просто вскрыл канал… над местом вашей встречи. Должно сработать. Только не говори Ксару, он засунет меня в фактуру, а это страшнее чем вскрывать ЕИП.

— Ты соображаешь, что делаешь, — бушевал Матлин, — а если б ты не успел удрать!

— Если б я не успел — я бы не брался. Да брось ты, все так делают, просто надо запомнить место и не появляться там больше никогда.

Оператор парка в тот же день заложил Ксаресу всех и инцидент был замят. Трудно сказать, во что это вылилось Суфу, но с того момента Матлин начал кое-что понимать о причинах его предыдущего изгнания в фактуру.

— Кончайте! — категорически потребовал Ксар. — Этого вполне достаточно. Либо он появится в ближайшее время — либо вы когда-нибудь доиграетесь…

И в том, и в другом случае Ксарес оказался абсолютно прав: однажды ночью случилось долгожданное чудо. Не то, чтоб оно Матлина сильно взволновало или обнадежило, однако нервы потрепало порядком. Среди ночи он ни с того ни с сего подскочил с постели и увидел сидящего подле него на стуле человека. Это была плохо выполненная голограмма того самого черноволосого «латиноамериканца». Матлин сразу зажег свет. Голограмма смотрела на него в упор своими черными чуть шевелящимися глазами, — все остальное тело производило впечатление каким-то образом сидящего покойника, и Матлин почувствовал неприятное оцепенение.

— Привет, Латин, — произнес он и сам, как голограмма, застыл на месте. В комнате появился едва различимый свист, от которого по спине Матлина пробежали мурашки.

— Что тебе от меня надо? — спросил черноглазый.

— Координаты Земли. Больше ничего.

— Зачем?

— Как зачем?.. — Матлин сам не заметил, как начал заикаться. Тогда на корабле это выглядело настолько естественно, что он бы ни за что не усомнился… не заподозрил бы в нем существа неизвестной природы. Но сейчас это был воскресший покойник с неподвижным лицом.

— Я не знаю координат. Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо…

Голограмма исчезла, и Матлин провел остаток ночи в холодном поту. Заснуть ему удалось лишь под утро и то ненадолго. Ему приснилось продолжение разговора. Будто Латин действительно мертв, кроме того, обвиняет в своей смерти его, Матлина. А на вопрос: «Когда бы это я успел, и как бы это мне удалось?» отвечает интригующей фразой: «Этот день нами еще не прожит». От этих слов Матлин проснулся и первым делом ринулся к компьютеру. Но на вопрос, что это было здесь сегодня ночью, ответа не получил. Машина не зафиксировала внешних проникновений ни в павильоне, ни вокруг него. Однако на запрос мигом примчались Суф с Ксаресом и, как ни странно, поверили всему, что рассказал Матлин.

— Ты действительно кретин, — успокоили они его, — знает он все, знает. Надо было ему так и сказать, что видно по его бессовестным глазам: все он знает. И нечего перед ним выписывать реверансы. «Спасибо» — тоже мне… существо высшего порядка. Возьми его за ухо и скажи, что не отпустишь, пока он не выложит все. У него есть ухо?

— Ухо?.. есть…

— Перестань, — ободрял его Суф, — никто их не боится. Они такие шуты… Комедию ломать — за милое дело. Пока за ухо не возьмешь, толку не будет.

— Да-да, — соглашался Ксарес, — обращайся с ним, как с землянином. Если он хочет играть — принимай правила игры. Начнешь бояться, осторожничать — упустишь или навлечешь неприятности.

— А вы уверены, что он появится еще раз?

Выражение лица Ксареса снова стало чересчур обеспокоенным.

— Должен, — заключил он, — хотя, кто его знает? Думаю, должен. — И оказался, как всегда, абсолютно прав.

Следующей ночью Матлин постарался не заснуть, и явление не заставило себя ждать — появилось на том же стуле возле кровати.

— Чего пришел? — спросил его Матлин, но вскакивать с постели не стал. На этот раз Латин казался более человекоподобным, и Матлин решил не включать свет, чтоб вид не испортился.

Существо хлопнуло себя по коленкам и помотало головой.

— Знаю, зачем пришел, — продолжил Матлин, — знаешь, паразит, координаты, а сказать не хочешь. Пришел посмотреть, как я буду тебя упрашивать? Да катись ты…

Латин улыбнулся, как звезда Голливуда на рекламном плакате. «Какая обаяшка, — подумал про себя Матлин, — и какая падла. На Земле из него бы получился отменный сердцеед. Может, действительно взять его за ухо? А может, за какую-нибудь другую, более важную часть тела?»

— Честно, инженер, не знаю.

— Где ж тогда, скотина, научился по-русски разговаривать?

— И ты по-русски разговариваешь, а координат не знаешь.

После этого заявления Матлин испытал особенно острую потребность треснуть ему, но не был до конца уверен, что кулак не пройдет навылет.

— А теперь даже Ксарес твой премудрый по-русски говорит. Еще немножко и Ксуфус твой заговорит по-русски.

— Будешь издеваться, ей богу, схлопочешь.

— Почему бы нет?.. — Латин приблизил свою физиономию на расстояние «вылета» кулака, и они внимательно поглядели в глаза друг другу. «Не драться же, в самом деле, с этим пучком галлюцинаций? — рассуждал Матлин, — но если нет? Такого живого сходства в природе не существует. Оно не возникает просто так, из ничего». Латин будто ощутил вкус сомнения оппонента.

— Чего тебе про меня успели наплести? Ведь ты, правильный дурачок, ничего обо мне не знаешь, — он опустил ладонь на плечо Матлина. — Ты всему поверил?

Не то чтоб Матлин действительно верил во что попало. Латину он как раз таки верил бы в меньшей степени, но рука, теплая человеческая рука, что-то перевернула внутри; что-то выдернула из основания конструкции нажитых принципов и этических условностей, будто лавина сорвалась с вершины горы — ему чудовищно захотелось плакать.

— Не исчезай так неожиданно. Побудь… Ты можешь ничего не делать — просто побудь, кем бы ты ни был, — Матлин оттолкнул его руку и уткнулся носом в подушку. Последний раз столь самозабвенно он рыдал в раннем детстве оттого, что из садика его забрал не папа, а совершенно чужой дядя. Тогда он не в состоянии был понять, что на самом деле ничего ужасного не произошло, просто жизнь потеряла прежний, привычный для него смысл. Таким же ребенком он чувствовал себя и теперь. Но если у детства есть надежда вырасти и понять — в нынешнем положении Матлина ничего похожего не предвиделось.