Ирина Ванка - Фантастические тетради

Мятые камни последнего перехода произвели на Зенона больше впечатления, чем сам могильник. Под сводом стоял тяжелый запах гари. Стены были черны и, казалось, совсем лишены доступа воздуха, несмотря на то, что по меньшей мере пять рукавов выходило наружу. Ни сквозняка, ни проблеска. Прошло время, прежде чем маска экса адаптировалась к кромешной черноте, после которой прочие подземелья казались ему сияющим потоком. Нап и Эссима стояли у плиты и рылись в карманах халата, собирая конструктор из зубчатых железок. Нап выбирал детали, а Эссима вкручивал их на штырь, закрепляя зубцы и впадины. Складывалось впечатление, что эти манипуляции в темноте они проделывали миллион раз и уже достигли абсолютного автоматизма.

— Подойди, не бойся, — позвал альбианин. — Нап, предложи ему свою маску. — Кальтиат отстегнул лицевую насадку, обнажив вытянутое коричневое лицо, лишенное речевого аппарата. — Только сразу не прижимай к глазам, смотри вверх, — послышалось Зенону из недр маски, прилипающей к обзорному полю его шлема. Взглянув сквозь кальтиатские индикаторы, он испытал головокружение. Километраж грунтовых наслоений маска пробивала с ходу, четкость казалась нереальной для прибора такого класса. Похожей техникой обычно оснащены наблюдательные платформы, дрейфующие в необитаемых зонах ареала. Но больше всего поразило экса свойство локатора нивелировать перспективу. Удаленные предметы не уменьшали пропорций, приближенные не увеличивали. Все имело натуральный размер на одном и том же расстоянии от наблюдателя. Все было смешано в единую, несуразную кашу, словно кальтиатская раса по природе своей обязана была соблюдать равную дистанцию со всем сущим. Впрочем, так и было на самом деле. В связи с этим, экс не до конца понимал причину такой нежной привязанности Напа к своему альбианскому товарищу.

Содержимое могильника было надежно защищено от его всепроникающего взгляда, зато, сконцентрировавшись на поверхности грунта, экс немало удивился. От места кораблекрушения до черного грота пролегала мертвая зона конусовидного пространства. Если в недрах планеты оно не сильно искажало ландшафт, то на грунте наблюдалась поистине феерическая картина: кромешная пустота, пятно сырости и безветрия площадью в несколько сотен квадратных километров, со всех сторон окруженное стоячими стенами океана. Водяная масса, захлестывающая вершины гор, бурлящая ветрами, обрывалась вокруг агравитационной проплешины, забитой желтыми пленками облаков, которые сгущались у границ и, смешиваясь с грязью, образовывали непроходимый туман.

— Все это моя работа? — поинтересовался экс.

— А то чья же? — ответил альбианин и, сунув конструкцию ключа в отверстие каменной глыбы, стал поворачивать ее в вертикальной плоскости. Водяная стена тронулась с юга и покатилась на них. Хлопья тумана взметнулись в небо. Уровень воды опустился, обнажив мокрую оконечность экваториального хребта.

— Потрясающе, — восхищался Зенон, — невероятно, что может творить природа. Зачем мы мучаемся? Для чего придумываем и изобретаем? Какой смысл, если в Естестве все наши игрушки заложены испокон бытия.

Собрав воздушный колодец над антенной, Эссима вынул ключ, переставил резьбу и, поместив его обратно, накренил камень по горизонтали.

— Ты сделал дыру в «осевом» балансе, который у нас и так нестабилен. — Объяснил он. — Не знаю, есть ли у агравиталистов специальный термин. У нас в таких случаях говорят: «пробил кратер».

— Приношу глубокие извинения.

— А извинения, тем более глубокие, здесь неуместны. Пришельцы постоянно пробивают нам кратеры и коридоры. Если б не это легкомыслие с вашей стороны, Альба вряд ли стала бы манустральной цивилизацией.

— Снова не могу понять тебя, альбианин.

— И все же постарайся. Да, в манустрале развитие невозможно. Но каждая интервенция такого рода неминуемо ведет в петлю. Значит, в нашем прошлом пропадают ваши записи и приборы, слова и навыки. Настанет время, когда в этой вселенской помойке не сможет разобраться ни один систематизатор и вынужден будет признать, что имеет дело с самостоятельным архивом. Ты хотел наблюдать антенну? Ну, и что же ты видишь?

Маска Кальтиата сделала очередную осечку при попытке выявить внутренности плиты. Дальше отверстия замка выявлялись лишь пугающие пустоты.

— Это похоже на переменное состояние материи. — предположил Зенон.

— Ты еще не понял, что происходит? — не давая эксу погрузиться в раздумья, Эссима снова двинул плиту. Плоскость пошла по синусоиде. Вверх рванули ураганные кольца, расходясь у поверхности километровыми водяными бурунами. — Смотри и учись. Когда-нибудь пригодится.

Глубина водоворотов достигла дна, вверх полетела гниль вперемешку с пеной, скорость вращения потока создавала впечатление полированных граней. Круги расширялись, расползались от экватора к полюсам, подбрасывали в небо стволы деревьев, выдранных с корневищем из раскисшего грунта, и тут же разбивали их в щепки.

— Не правда ли, напоминает апокалипсис? — радовался альбианин.

— Это он и есть, — предположил экс.

— Сейчас расчистим поверхность, и это не будет выглядеть столь ужасно. Или, как говорят аритаборцы, тихий всплеск стихии самый зловещий, ибо он есть последний?

Гад, преследовавший Кальтиата до порога пещеры, вдруг расхрабрился, вбежал в могильник и спрятался под двигательной подушкой хозяина.

«Кто-то идет», — жестом предупредил Нап и потребовал назад свою маску.

— Ничего, — ответил Эссима, — он ретируется от твоей красы…

Однако абориген, заглянувший в могильник, оказался не из робкого числа. Собственно, это был не совсем абориген, а лишь его шея, увенчанная морщинистой лысиной. Мощностью «красы» он не сильно уступал Кальтиату.

— Слышишь, Эссима, — зашипел посетитель, — Ты… это дело давай… заканчивай. А то… это самое…

Судя по скорости прохождения мысли, его мозговое приспособление располагалось где-то в районе экватора. И правильно делало, потому что Эссима швырнул в него копченый булыжник, попав точно в лоб.

На верхних туннелях Зенон разглядел несколько групп организованных тварей, которые мало того что представляли собой букет самых разнообразных рас, но еще и вели себя соответственно бестолково. Пытались укрыться от урагана в расщелинах камней. Планета при беглом взгляде изнутри напоминала эксу свалку биоинженерной лаборатории, зоопарк экстремальных мутантов-оборотней, меняющих экстерьер в зависимости от погоды, а вместе с экстерьером и личностную суть. Этот напуганный муравейник метался по туннелям, таял, деформировался и перемешивался, приводя в восхищение своим органическим природным непостоянством.