Е Войскунский - Экипаж Меконга

- С гитарой, - поправил Юра.

- С ним приятно беседовать...

- И в кафе сидеть, - вставил Юра.

- Да, мы ели мороженое. - Валя чуть порозовела. - А следить за мной это просто отвратительно!

- Я и не думал следить. Ребята видели и рассказали. Мне это глубоко безразлично.

- Ах, тебе безразлично? Так знай, что он ко мне и в университет приходил, за рукописью. И еще раз потом пришел, принес рукопись. И вообще...

- Ты дала ему рукопись? - вскричал Юра.

- Он очень тепло отзывался о тебе...

- Зачем ты дала рукопись?!

- Не кричи, пожалуйста! Он хвалил тебя и Колю за то, что вы ловко расшифровали надписи на ящичках...

- Ты и это рассказала?

- А что такого? Секрет? Просто у вас какое-то предубеждение против этого человека.

- "Предубеждение"! - проворчал Юра. - А ты возьми Рекса: вполне объективный пес, а помнишь, как он зарычал на твоего друга? Он просто не может слышать запаха Опрятина.

- Во-первых, он никакой не мой друг! А во-вторых, при чем тут Рекс?

- Ты разве не знаешь? Собаки здорово разбираются в людях. На хорошего человека воспитанный пес никогда не зарычит, будь спокойна.

- Убийственный аргумент! - Валя засмеялась.

- Конечно, дело не в Рексе, - сказал Юра. - Понимаешь, Опрятин вьюном вьется вокруг того случая...

Тут он осекся и не пожелал дальше рассказывать. Но Валя была любопытна и настойчива.

- Ладно, - сказал Юра. - Только учти - не для распространения. Хоть секрета особого нет...

Валя нетерпеливо закивала.

- Помнишь, мы шли на яхте, а с теплохода свалилась женщина?

- В красном сарафане? - оживилась Валя. - Явная психопатка. Даже спасибо не сказала.

- Только смотри при Николае не поноси ее. Он... как бы выразиться... В общем, хорошо к ней относится - кажется, есть такой термин.

- Он с ума сошел! У нее какие-то странные глаза.

- Глаза - это полбеды, - заговорщическим тоном сообщил Юра. - Она замужем.

Валя встала. Она просто не могла больше сидеть.

- Валька, но дело не в этом. Ты послушай...

Юра взял ее под руку и повел по аллее. Он рассказал, как Опрятин зачем-то обшаривал морское дно и как они с Колей нанесли Маргарите Павловне неожиданный визит и убедились, что она имеет отношение к трем матвеевским ящичкам...

Вдруг Юра остановился, взглянул на часы.

- Валя-Валентина, извини меня и не обижайся, но я должен тебя покинуть. Мы затеяли одно интересное дело...

- Какое? Опять по шерлокхолмсовской части?

- Нет. По части науки и техники. Понимаешь, сегодня мы ставим один опыт, и ребята ждут меня...

Они расстались на троллейбусной остановке.

Через двадцать минут Юра быстрым шагом пересек Бондарный переулок и вошел во двор дома, где жил Николай. Из-под арки неслись пушечные удары: полная рослая женщина выбивала коврик. Увидев Юру, она заулыбалась.

- Давно вас не видно, Юрий Тимофеевич.

- Добрый вечер, Клавдия Семеновна.

Юра хотел пройти мимо, но женщина, как видно, была расположена к продолжению разговора. Прижав коврик к мощной груди, она сказала певуче:

- Раньше заходили к нам, а теперь гордые стали?

- Да некогда все, - буркнул Юра.

- У Коли сегодня день рождения, что ли? Так и идут к нему. Молодые все, - ласково сообщила женщина. - А мой-то Владимир тоже по научной части теперь работает. Изобретателем.

- Я очень рад. Передайте ему сердечный привет. - Юра наскоро улыбнулся, кивнул и поспешил прочь.

- Непременно передам! - пропела ему вслед женщина и подкрепила свое обещание новым пушечным ударом.

Прыгая через ступеньки, Юра взлетел на второй этаж и рывком распахнул дверь, из-за которой неслись голоса и смех.

Загадочная поверхность Мебиуса увлекла Николая и Юру. Они перечитали все, что можно было найти, о ее математических свойствах. Тетрадь "Всякая всячина" распухла от формул и эскизов перекрученных колец. Среди прочих сведений в ней появилось краткое жизнеописание Августа-Фердинанда Мебиуса, немецкого геометра, профессора Лейпцигского университета, который в 1858 году впервые установил существование односторонних поверхностей.

Не забыли и профессора Геттингенского университета Иоганна-Бенедикта Листинга, который, ничего не зная о поверхности Мебиуса, через семь лет открыл таковую вторично.

Были упомянуты и другие математики, которые построили еще несколько односторонних поверхностей, гораздо сложнее, чем кольцо Мебиуса. Чего стоила одна "поверхность Клейна" - нечто вроде бутылки, пронзающей изогнутым горлышком собственную стенку...

"Достоинство поверхности Мебиуса не в том, что она первая, а в том, что она - простейшая из возможных в трехмерном мире и наиболее пригодная для нас", - резюмировали наши друзья.

- Здорово ты придумал, Колька! - восхищался Юра, хлопая друга по спине. - Использовать поверхность об одной стороне! Я уверен: колечко Мебиуса создаст нам то самое поле.

Николаю было приятно это слышать. Широченная улыбка сама собой раздвигала его губы. Но он гнал ее с лица долой и отвечал:

- Уймись, смолокур. Еще ничего не известно.

- Нет, ты представь себе: никаких труб! Нефтяная струя преспокойно шпарит через море!

Николаю невольно передавалось его волнение.

- Я прикидывал, Юрка: на Транскаспийском отказ от труб даст экономию двадцать пять тысяч тонн металла...

- Поди ты со своей экономией! - Юру понесло. - Мы научимся управлять поверхностью! Здесь пахнет мировым открытием!

- Прекрати телячьи восторги! - рассердился Николай. - Мировое открытие! Думать надо, о чем говоришь. - И уже спокойно добавил: - Мы, с нашими силенками, должны держаться узкой задачи: усилить поверхностное натяжение ртутной капли. Если удастся - перейдем на нефтепродукт.

- И только? - Юра помрачнел.

- Нет, еще одно: не вздумай звонить по институту. И шефу пока ничего не говори. Ясно?

- Конфиденция, - печально вздохнул Юра. - Вот так когда-то инквизиторы давили на Галилея.

Николай засмеялся:

- Ах ты, бедный Галилей Тимофеевич...

Застекленная галерея в Бондарном переулке снова превратилась в лабораторию. Каждый вечер там сверлили, паяли, собирали хитрые электронные схемы. Юре и Николаю помогали еще трое молодых инженеров из отдела автоматики. Часто гас свет, и начиналась возня у счетчика при спичках. Хорошо еще, что мать Николая была женщиной доброй и терпеливой.

Лаборант Валерик Горбачевский был любопытен. Он с интересом прислушивался к разговорам о матвеевской рукописи. Он охотно помогал в сверхурочное время Привалову и Багбанлы: бегал в стеклодувную мастерскую паять стеклянные трубки, помогал затаскивать в одну из комнат лаборатории статор от ржавевшей в институтском дворе старой динамо-машины. Никто не объяснял Валерику, зачем все это нужно. А сам он не лез с расспросами: гордость не позволяла.

Кроме того, он побаивался инженера Потапкина. Инженер Потапкин, наверное, думает, что он, Валерик, только и делает, что шляется по бульвару и пристает к девушкам. Ну и пусть думает!