Сергей Другаль - Институт Реставрации Природы (Сборник)

Питекантропы тем временем обрабатывали следующий участок стены, заменяя потускневших жуков. Вождь спокойно ждал, пока Олле и Нури ознакомятся с обстановкой, осмотрят покрытые шкурами ложа из мягкой сухой травы, большие плоские раковины, в порядке сложенные в уголке, висящие на колышках деревянные луки, оперенные стрелы с обожженными концами.

В пещере был свой микроклимат, дышалось легко и приятно. Под высокими неровными сводами попискивали летучие мыши, и прохладой веяло из соседнего помещения — видимо, пещера продолжалась в глубь хребта. Нури подумал, что спелеологи давно побывали здесь, еще при организации ИРП, и, конечно, ничего особенного не нашли, обычная известняковая пещера, след древнего подземного потока…

Вождь повернул к выходу, давая понять, что здесь больше смотреть нечего. А снаружи была в разгаре утренняя трапеза.

Сначала, как и положено, кормили малолеток. Для этого на плоском камне дробились ядра грецкого ореха и полуфундука, потом срубалась обсидиановым довольно острым топориком макушка кокосового ореха, туда засыпалась дробленая масса, все перемешивалось прутиком и елось через край. На закуску каждому малышу, а было их всего три, выдали по банану и дольке папайи. Нури прикинул раскладку и решил, что завтрак достаточен по количеству и калориям, что наши предки питались совсем неплохо. Сытно, и живот не оттопыривается.

Накормив малышей и пригласив жестами пленников, уселись в кружок и ели остальные. Поражали разнообразие и непохожесть лиц: казалось, в эту длинноволосую нечесаную компанию собрались случайно представители разных племен.

— И все же общего много, — сказал задумчиво Нури. — Малый рост, широкие носы, выраженные подбородки, правда, не у всех. Но… Обезьяньи надбровные дуги, низкие лбы, отсутствие рельефной мускулатуры — сплошные сухожилия… Не знаю.

— Главное не это. — Олле поверх ореха уставился с интересом в переносицу вождя. — Главное — это полное отсутствие взрослых. Как по-твоему, сколько будет старшему?

— Я бы дал лет пятнадцать плюс-минус один-два года, не более. — Нури неожиданно покраснел. — Ты что ж это, — он вскочил, — сразу понял, да? Сразу?

— Откуда? В такой суматохе? До меня только сейчас дошло.

Воспитатель Нури отошел в сторонку, сел на землю и, стыдясь самого себя, погрузился в сумрачное раздумье. Происшествие на светлячковой поляне виделось теперь совсем по-иному, и не было в нем первоначальной лихости — раззудись, плечо, размахнись, рука. А была драка с детьми, и страшно подумать, что могло бы случиться, если бы не Олле с его криком: сдавайся!

— Не казнись… Пятнадцать — еще не известно, много это или мало. А может, это у них самый зрелый возраст? И взгляни на этих деток: крепыши, здоровяки без признаков рахита. Полагаю, никому из них подзатыльник лишним не будет. Что это они себе на лбы наляпали? Ага, лепешки из жеваного тимьяна ползучего… Ну и правильно, лбы крепче будут. Подумаешь, обменялись парой оплеух…

— Неравноценный обмен, — пробормотал Нури.

— Ну, если только это — можно помочь. Вставай, я тебя о вождя лбом тюкну. Всю жизнь благодарить будешь, если сможешь, — загорелся Олле.

Тем временем питекантропы собрали отходы, сбросили со скалы и подмели площадку. Потом двое с копьями и двое с луками ушли вниз и словно растворились в лесу.

— Чистюли. — Нури постепенно оправлялся от шока. — Только пылесоса не хватает.

— А ты думал, наши предки в грязи тонули? Кошка — и та по пять раз в день умывается. Воробей ни одной лужи не пропустит, купаться лезет… Первой заботой первого человека была забота о чистоте. Иначе он бы просто не выжил, не сохранился как вид. Да и на охоту надо чистым ходить, чем меньше запаха, тем лучше. Грязь — это уже потом появилась, когда кое-кто получил возможность жить, не работая. И стал грязным от лени. Трудящийся всегда стремился к чистоте, а питекантроп с самого начала был трудящимся…

На площадку притащили мохнатую драную шкуру, накрыли ею кучу хвороста и устроили состязания в стрельбе из лука. Вождь ни во что не вмешивался. Он лишь протянул Олле корявый лук с толстой тетивой из крученой жилы и полутораметровую бамбуковую стрелу, приглашая принять участие в игре.

Стреляли метров с двадцати. Выходил приземистый стрелок; втянув голову в плечи и сутулясь, работал сразу двумя руками: левой подавал вперед лук, правой натягивал тетиву. Олле заметил, что каждый целился точно в середину шкуры, причем стрела лежала справа от древка лука на оттопыренном большом пальце. Естественно, стрела обычно не долетала, втыкаясь в землю метрах в двух от шкуры. Тогда поднимались горестный визг и уханье, и кто-нибудь из младших бежал поднять стрелу… Олле опробовал лук, подивился силе питекантропов, справляющихся с ним, и отошел на край площадки. До мишени теперь было метров пятьдесят. Вождь коротко сказал что-то, и все столпились вокруг Олле, наблюдая.

Олле вытянул левую руку с луком, положил стрелу слева от вертикально поставленного древка, натянул тетиву, пока не коснулся фалангой большого пальца скулы под глазом. Было безветренно, и он, целясь по центру шкуры, взял метра на четыре выше. Стрела со свистом, описав пологую дугу, вонзилась в середину мишени. Окружающие восторженно взвыли и, гулко хлопая себя по плечам, пустились в пляс, с милой непосредственностью радуясь чужому успеху. Все, кроме вождя и Нури. Вождь плясать не стал, он подал новую стрелу, а Нури сказал:

— Вот! Теперь ты должен научить их своему искусству.

— Поучим.

— Разъяснить, что вдаль стрела летит по баллистической кривой…

— Это уж само собой.

Питекантропы все схватывали с ходу, обнаруживая явную склонность к прогрессу. Ноги на ширине плеч, ступни под прямым углом, полуоборот направо, корпус прямо, голова слегка откинута назад, рука с луком неподвижна… Корпус и голова — это не получалось, сколько Олле ни бился.

— Пустяки, — утешил Нури. — Какой-нибудь десяток тысяч лет, и они выпрямятся. Не мучай людей зря, оставь что-нибудь для эволюции.

Утомившись от занятий, полезли купаться. И малыши, и старшие подолгу плавали у дна, собирая цветную гальку. Вообще, под водой они двигались более уверенно, чем на поверхности, где господствовал один стиль — по-собачьи. Зато пленники продемонстрировали разные стили: кроль, брасс, баттерфляй, дельфин, каракатица и угорь. Понравился брасс, как самый простой и экономичный. Еще не все успели посинеть и покрыться мурашками, а новая манера плавания уже была освоена.

— Отличные ребята, — согреваясь на теплом камне, констатировал Олле. — Только с речью и мимикой у них неважно. Но жестикуляция просто поразительная!

В этом Олле разбирался: его труды по мимике и жесту древних народов Средиземноморья давно стали классическими. А после того как на всепланетном Празднике Сожжения Ружей он выступил с этюдом о раненой птице, двое великих мимов стали звать его почтительно — мастер.