Пола Вольски - Жена чародея (Чародей - 1)

- Что за вздор он несет! - пробормотал один из воинов.

- Он рассказывает сны и говорит загадками. Все это ерунда. Он пытается запугать вас! - рявкнул Ульф. - Кронил, - обратился он к своему лейтенанту. - Если ты не выполнишь моего приказа, я собственноручно перережу тебе глотку. И я сделаю это прямо сейчас, в острастку остальным. Клянусь, так оно и будет.

- А может, мы просто-напросто запрем его здесь - и пусть сгорит заживо вместе со своим дворцом, - в отчаянии предложил Кронил.

- Время, о котором я говорю, возможно, отстоит от нынешнего на целые столетия, - сказал Фал-Грижни. - Но это не имеет значения - рано или поздно оно все равно наступит. Но чтобы развеять ваши сомнения, я на вашем примере покажу, что это такое. Для вас это время наступит здесь и сейчас.

И едва маг произнес эти слова, как факел в руке у лорда Ульфа, на миг ослепительно вспыхнув, зашипел и погас. Выругавшись, Ульф швырнул его на пол. Фал-Грижни произнес тихим голосом несколько слов - и точно так же сперва ярко вспыхнули, а потом погасли остальные факелы. Жаркая тьма надвинулась со всех сторон на сбившихся в кучу и перепуганных гвардейцев.

- Прекратите! - бессильно заорал на них Хаик Ульф. - Хватит робеть! Вытащите его отсюда!

Услышав приказ, Кронил бросился было вперед - но тут же его факел, перед тем как погаснуть, вспыхнул так сильно, что гвардейцу опалило бороду и брови.

По мере того как зной загустевал и становился все сильнее, начал раздаваться и какой-то странный гул, по воздуху заклубился дым; воины закричали, вслепую натыкаясь друг на друга, и в смятении остановились. Во влажном и в то же время обжигающе горячем воздухе кое-кто из них уже начал задыхаться. И надо всем этим, чистый и невозмутимый, как всегда, зазвучал голос Фал-Грижни:

- Такая тьма разольется по всему Далиону. Ночь, наполненная ужасом, ночь, не ведающая конца.

Еще один факел вспыхнул и погас. Тени, близкие и гнилостные, надвинулись на гвардейцев, тесня их железными руками, тогда как удушливый дым глубоко проник им в легкие. Один из воинов опустился на пол, лишившись чувств. Другой закричал истерически-высоким, чуть ли не женским голосом. Отчаянно бранясь срывающимся голосом, лорд Ульф неуверенно шагнул в сторону лорда Грижни. В багровом свечении, которое стало уже почти неразличимым, он увидел рядом с собой еще кого-то и понял, что это Кронил. Вдвоем они набросились на Фал-Грижни, который стоял неподвижно, как ледяное изваяние. Они тут же схватили его за руки. Маг тихо произнес несколько слов - и последний факел погас.

- Заткните ему рот, - еле слышно прошептал Хаик Ульф. Он и сам сейчас задыхался.

Гвардейцы пришли в ярость. Почувствовав, что их враг не сопротивляется, один из них бешено рубанул мечом, лезвие которого рассекло черный плащ мага и глубоко впилось ему в плечо. Когда гвардеец извлек меч из раны, тот был обагрен кровью. Грижни и звука не издал. Лишь самую малость обмяк в руках у тех, кто его держал, но остался на ногах.

- Не убивайте его! - заорал Ульф. - Еще не время.

Но гвардейцы не слышали его или не хотели слышать. Еще один воин обрушил на Грижни меч, потом еще один, а затем удары посыпались градом. Сейчас на Грижни набросились уже все, кто проник в комнату; приказы командора они пропускали мимо ушей. Плащ Фал-Грижни потяжелел, пропитавшись кровью. Маг медленно опустился на колени. Голову он по-прежнему держал высоко, а лицо его напоминало посмертную маску, хотя он все еще оставался в живых.

- Вы опоздали, - повторил он. - И поэтому проиграли. - Он говорил так тихо, что гвардейцам приходилось напрячься, чтобы разобрать смысл сказанного. - Опустится тьма.

И взбешенный, и вместе с тем испуганный, один из воинов неуклюже рубанул мечом по горлу их общей жертвы. Лезвие вонзилось между плечом и шеей. Кровь ударила из раны темной струей. Ульф и Кронил отступили на шаг, чтобы их не окатило. Лишившись их поддержки, Фал-Грижни упал лицом вниз на каменный пол; его тело в черном плаще накрыло пологом тьмы мозаичную карту Далиона. Даже в смертный миг он ухитрился прошептать слова заклятия - или, возможно, они прозвучали только в его мозгу, потому что никто из убийц не услышал их. Но тут же одновременно вспыхнули и погасли два последних факела в руках у гвардейцев, погрузив всю комнату в абсолютную тьму - в ту тьму, превыше человеческого разумения, которая лежала здесь раньше.

Оставшиеся во мраке гвардейцы закричали так, как могли бы взреветь на их месте насмерть перепуганные звери. Некоторые из них набросились на неподвижное тело Грижни и принялись вслепую осыпать его новыми ударами в тщетной надежде на то, что, стоит погаснуть последней искре жизни в теле чародея, и в мире восстановится привычный порядок вещей. Большинство воинов принялось бесцельно и безнадежно плутать во тьме. Воздух в комнате стал совершенно невыносимым, наполненный дымом и тем странным запахом, который резко усилился, как только окончательно погас свет. Трое гвардейцев лишились чувств. Остальные начали спотыкаться и падать; они кричали, но изо рта у них вырывалось лишь сдавленное хрипение.

Командор Хаик Ульф умудрился сохранить хладнокровие. Когда погас последний факел и в комнате воцарилась кромешная тьма, он заставил себя остаться на месте. Борясь с естественным импульсом броситься вслепую вместе со всеми остальными к выходу, командор попытался мысленно восстановить план комнаты, чтобы сориентироваться в ней. Он вспомнил расположение мозаичной карты, вспомнил, куда упал Грижни, вспомнил стол и в конце концов вспомнил дверь. И лишь зафиксировав мысленно ее местонахождение, Хаик Ульф двинулся в направлении, которое представлялось ему единственно верным. Идти было нелегко, потому что голова начала уже кружиться от жара и от недостатка кислорода. То и дело ему под ноги попадались безжизненные тела его собственных воинов и он грубо отпихивал их в сторону. Один раз лежащий у него под ногами зашевелился, и Ульф, чудовищно выругавшись, ударил его что было силы. Он почувствовал, как его кулак входит в мягкую беззащитную плоть, услышал сдавленный крик боли. Стиснув зубы, он продолжил путь. И вот он уже завидел призрачно-серый прямоугольник, каким казалась дверь из глубины комнаты.

Ульф радостно рванулся к ней - и споткнулся о тело лежащего без чувств гвардейца. Он упал и в падении ударился головой об угол восьмиугольного стола. Тяжко приземлившись, он застыл в неподвижности. И тело, и голова были разбиты. Он испытывал смертельную усталость и не понимал, что ему делать.

Но скоро отлично развитый инстинкт самосохранения помог командору прийти в себя и он мало-помалу зашевелился. Медленно перевел тело в сидячее положение и сделал паузу, чтобы собраться с силами. Дыхание у него было сбито, ориентироваться в комнате он перестал, голова раскалывалась. Тьма запечатала глаза, а крики и вопли обезумевших воинов заложили уши.