Андрей Мансуров - Разрешенная фантастика – 2

Профессор развернул его.

Ручкой он указал на самое на его взгляд, важное из нарисованного:

– Это – жало «Осы Нью-Вашингтона». К счастью, с ним из присутствующих практически никто не сталкивался лично, кроме доктора Надаля, – вежливый кивок в сторону сухопарого ветерана, – и доктора Гильденштерна, – снова вежливый кивок.

– Поясню, почему – к счастью. Прочность стержня этого жала такова, что позволяет довольно легко пробить почти миллиметровую пластину из алюминия, карболита, ситалла, не говоря уже о жести или толстом брезенте.

Поэтому люди, даже облачённые в стандартный скафандр, не могут считаться защищёнными: все четыре слоя легко пронзаются на глубину до одиннадцати миллиметров. А как вы знаете, толщина обычного скафандра не превышает восьми.

Теперь о яде. Нейротоксины, содержащиеся помимо всего прочего в весьма обширном мешке, – Маккаффи показал этот самый мешок, – вызывают чрезвычайно сильную боль. Фактически шок от этой боли полностью обездвиживает ужаленного, делая какие-либо конструктивные оборонительные, или нейтрализующие яд действия, невозможными.

Я имею в виду, – поспешил пояснить своё высказывание профессор, – что тот, кого укусили, не сможет не то, что убить осу, но даже самостоятельно ввести антидот, не говоря уже о том, чтобы наложить жгут на атакованную конечность. Если же укус будет произведён в туловище или голову, спасение…

Не представляется возможным. Во всяком случае, при наших теперешних антидотах, и… Всем прочем.

Помолчав, чтобы слушатели оценили подчёркнуто спокойным тоном сказанные последние слова, Маккаффи продолжил:

– Ферменты, содержащиеся в составе яда, позволяют в считанные минуты растворить всю клеточную структуру вокруг укуса. Наиболее активно эти энзимы воздействуют именно на клеточную мембрану. При этом поражённые клетки и плазма крови сами начинают продуцировать во всё возрастающем количестве эти ферменты и энзимы.

И таким образом поражение распространяется дальше – на всё тело, со средней скоростью около сантиметра в минуту. То есть, менее чем за два часа всё тело жертвы превратится… Простите… В полужидкое пюре, полностью готовое к потреблению в пищу личинкам и самими осам.

Профессор говорил, вроде, спокойно, однако бледность выдавала его волнение. Все остальные сидели молча, не желая прерывать страшную лекцию обычными в таких случаях вопросами. Положение оказывалось настолько серьёзным, что вынужденное поспешное бегство уже не казалось глупым и позорным.

– О том, что мы потеряли всех, кто жил в пятом Лагере, вы все уже знаете. Мы с господином полковником обсудили ситуацию, и пришли… К решению, что всё же лучше, несмотря на все негативные эмоции, которые неизбежно возникнут, показать вам непосредственно видеоматериалы. Пожалуйста. – Маккаффи кивнул своему помощнику, и включился большой монитор на стене за спиной Мура. Свет погас.

На экране появилось изображение Лагеря номер пять, снятое с довольно большой высоты.

– Это видеозапись с камеры, установленной на новой антенне пятого Лагеря. – пояснил профессор, – Она лучше всего зафиксировала произведённое… нападение.

Камера оказалась ориентирована точно на юг.

Мирную картину обычной работы ничто пока не нарушало. Солнце стояло почти вертикально – вероятно, наступил полдень.

У ворот ангара трое механиков возились в моторном отделении большого гусеничного вездехода. Одна из женщин развешивала бельё на тросах, растянутых между двух столбов с поперечными перекладинами. На пространстве песочницы, укрытой тентом, возились пятеро малышей не старше четырёх-пяти лет, под присмотром девочки-подростка, читавшей книгу, сидя рядом на складном стуле. Остальных женщин видно не было.

Мужчины же Лагеря, вероятней всего, ещё находились в шахте. Её горловина зияла привычно широким чёрным квадратом. Мощные вентиляторы гнали огромные массы свежего воздуха по толстым воздуховодам вниз. Качаясь и вибрируя, бежал транспортёр размельчённой вынутой породы. Здание перерабатывающей её в концентрат фабрики, и терриконы отвалов оставались вне поля зрения камеры.

Внезапно откуда-то сверху, почти отвесно, спикировали несколько сотен словно бы янтарных капель. Профессор, поджидавший этого с пультом в руке, быстро нажал кнопку.

Изображение замерло. Потыкав пульт, Маккаффи укрупнил один из участков.

Капли зазолотились на солнце.

– Атака началась почти точно в полдень. Поскольку нападавшие двигались сверху, да ещё со стороны солнца, заметить их с поверхности до непосредственно момента атаки невооружённым глазом, без приборов, абсолютно невозможно. И не только нам, а вообще – любому существу с нормальным зрением. Поскольку радар Лагеря был отключён, я не могу сказать сейчас, помогли бы тут приборы… Теперь посмотрите вот сюда. – профессор вновь вернул общий план, – Видно, что нападающие придерживаются некоего подобия плана, если мне позволительно высказаться так о насекомых, ведомых «тупым» инстинктом.

Они разделили свои силы весьма грамотно. Не летят, так сказать, всей кучей на самый крупный тепловой объект – подойдя, Маккаффи ткнул ручкой в шахту, – А атакуют пропорциональными силами одновременно все объекты Лагеря. Что это такое – инстинкт, или благоприобретённый опыт, или… Да, я допускаю мысль о возможном дистанционном управлении – в том случае, если удастся найти управляющий Центр, или запеленговать подаваемые извне сигналы.

Пока, во всяком случае, ни органов для приёма таких сигналов, ни самих сигналов не запеленговано. Следовательно, эта гипотеза пока остаётся… недоказанной. Впрочем, на наши действия это никакого влияния не должно оказывать: разумней считать противника способным на принятие самостоятельных решений, отвечающих вопросам оптимальной тактики. Если сравнить с земными видами ос, живущих семьями… Э-э… Впрочем, извините, об этом – позже.

Профессор нажал кнопку, и изображение вновь ожило.

Первыми пострадали мужчины у вездехода. Звука не было, но по судорожным машущим движениям и искажённым страданиям лицам было видно, что «цели поражены». Механики очень быстро оказались буквально облеплены жёлто-золотистыми наростами, и теперь только в отчаянии катались по земле. Широко открытые в немом крике рты заставили всех зрителей заёрзать и судорожно задышать – картина поражала дикой жестокостью: словно тела бьются в пламени, а не от боли укусов!..

Почти одновременно оказались атакованы и облеплены и все дети – кто-то из присутствующих поспешно встал и выбежал, зажимая рот. Зрелище мучений несчастных детей, передаваемое бесстрастным монитором, даже на полковника, уже в третий раз видевшего запись, всё ещё действовало ужасно.