Алексей Лукьянов - Глубокое бурение [сборник]

— Помогите, — чуть ли не пропел Кафка в полный голос, дивясь идиотизму орлов.

И помощь тут же пришла. В лице Лысюки.

— Чего орете? — возмутилась она. — Я же сказала, что сейчас приду.

На Лысюке переливалось вечернее платье с таким глубоким декольте, что котовцы еще раз позабыли, зачем пришли и кто такие. Грамотно, хотя и несколько излишне наложенный макияж преобразил Нямню Назуковну в лучшую сторону чрезвычайно, но котовцы не видели ничего, кроме кокетливо раскачивающейся кувалды в наманикюренных пальчиках.

Инстинкт самосохранения сработал у всех мужчин одновременно, и, не сговариваясь, они выкрикнули единственное слово, которое могло их спасти.

— МЕНТУРА!

Жильцы ЧУДО-общаги, внимательно следившие за развитием событий в комнате Мумукина и Трефаила, в едином порыве дернули на паровых телефонах клапаны экстренного вызова ментов.

— Ну вы и идиоты, — обиделась Лысюка. — Зачем кричать, когда клапан можно выдернуть?

Она подошла к батарее, вызвала ментов и присела рядом с Эм-Си Кафкой.

Из рекреации донеслось пыхтение и скрип рессор, что могло означать только одно: прибыл автомент.

МЕНТУРА слыла органом прижимистым и экономным, менты никогда не выходили в отставку и продолжали служить после смерти, вследствие чего профессионализм рос практически на глазах. Автоматизированных ментов было не так много, но со временем их будет гораздо больше, ибо все смертны, и это обстоятельство угнетало Кафку сильнее, чем наличие на Сахарине врагов режима.

Торс и руки автомента армированы железными пластинами, глаза — паровой оптикой, а рот — нержавеющими вставными челюстями с победитовыми насадками и паровым усилителем голоса. Все, что располагалось ниже пояса, представляло шедевр механики и дизайна: двухколесный тарантас с паровым двигателем, фарами и сигнальными фонарями фиолетового и желтого цветов.

Прибывший автомент имел также особые приметы: правая линза светилась недобрым багровым светом, на борту серебрилась надпись: «Арни Шварц, машина-убийца». Этого громилу Кафка знал при жизни и заметил, что, превратившись в автомента, Арни практически не изменился.

Автомент заметил Эм-Си Кафку и криво ухмыльнулся:

— Я ведь обещал, что вернусь.

Что произошло дальше, Лысюке увидеть не довелось, потому что Арни попросил штатских очистить помещение.

Куда было идти бедной брошенной девушке?

Биркель проснулся и заорал, но широкая мозолистая рука закрыла ему рот. Через минуту Биркель начал задыхаться, потому что рука закрыла еще и нос.

— Пикнешь — и Мумукин тебе глаз высосет.

Лицо Биркеля выразило крайнюю степень заинтересованности: какой именно глаз собирался высосать Мумукин и каким образом, но кислородное голодание не позволило долго паясничать, и он отчаянно закивал.

Биркель Касимсот, лидер сахаринских контрабандистов, жил в относительном комфорте — на первом этаже, без центрального отопления, с автономным обогревательным котлом и без соседей, а те комнаты, в которых оные соседи должны были проживать, Касимсот использовал под склад контрабандного груза. Все потому, что он был управдом. Сууркисат знал Биркеля как подлого, беспринципного и наглого дельца, иными словами — лучшего партнера для побега и придумать нельзя. Кроме того, у Биркеля имелся личный паровой катер.

— Мы тебя сейчас шантажировать будем. — Мумукин изобразил зловещую рожу.

Биркель сделал вид, что испугался.

— Мумукин, заткни фонтан! — Трефаил дал Мумукину затрещину. — Сиди вон и поддерживай огонь.

Тургений обиделся и уселся напротив топки автономного обогревательного котла системы ЛАЗО.

— Трефаил, — Биркель встал с постели, — я тебе сколько раз говорил, чтобы ты никого ко мне не приводил. Ну ладно, девчонки не в счет. — Касимсот вовремя прервал возмутившегося Сууркисата. — Но ведь этот твой… шантажист… он на девчонку не похож. Даже если в платье нарядишь его, хе-хе.

— Ой-ой-ой, какие мы щепетильные, уже ему Мумукин и на девчонку не похож, — сморщился Сууркисат.

— Это я не похож? — возмутился Тургений.

— Я кому сказал — сидеть? — Трефаил нехорошо посмотрел на Тургения, тот еще поворчал немного и уселся обратно. — А тебе я вот что скажу, товарищ контрабандист. Нас преследует сам Эм-Си Кафка.

Биркель старательно пытался скрыть свое потрясение, напяливая штаны, но те почему-то надевались шиворот-навыворот. Наконец, оставив тщетные попытки, Касимсот уселся на кровать и жалобно посмотрел на Сууркисата.

— Ты меня надуть хочешь, ага? Кому вы на хрен нужны?

— Сам ты на хрен никому не нужен. Мы махровые диссиденты! — Благородная ярость вскипала в Трефаиле как волна. — Враги номер один.

— Один-два, — поправил Мумукин, не оборачиваясь.

— Усохни. Так вот — если нас с Мумукиным поймают, мы все про тебя расскажем.

Вообще-то бить ниже пояса было не в правилах Сууркисата, однако безвыходное положение обязывало вылезти вон из шкуры, но спасти оную во что бы то ни стало. И никого не жалко.

— Нам нужно удрать с острова, — резюмировал Сууркисат.

— Всего-то?

— Я никогда не прошу больше, чем мне нужно.

Касимсот, наконец, оделся и с чувством морального превосходства посмотрел на непрошеных гостей:

— А не слишком ли мало вы просите?

Трефаил растерялся. Но тут ему на выручку пришел Мумукин:

— Я тебе сейчас глаз высосу! — И завершил сердитый выпад продолжительной отрыжкой.

Именно этой отрыжкой Биркель и оказался сражен наповал. Подобной крутизны ему видеть, точнее — слышать, пока не доводилось. Мумукин же попросил прощения, сославшись на выпитое вчера.

— Ладно, куда вас девать… — Касимсот накинул на плечи куртку и распахнул дверь. — Пошли, буду вас спасать.

Чего только не перепробовал Люлик Касимсот ради того, чтобы его сняли с капитанской должности. Из всего арсенала средств аморального поведения он не испробовал разве что откровенную антиправительственную агитацию, но в результате оказывалось, что виноват кто угодно, но не капитан. Это, безусловно, угнетало.

Когда в каюту (Касимсот-старший, как всякий уважающий себя капитан, жил на своем корабле) ввалились трое неизвестных в масках, Люлик пребывал в состоянии каталептическом: как задумался, сидя у иллюминатора и ковыряя трубкой в левом ухе, так и остался сидеть, не обращая на гостей внимания. Брат Биркель, зная о каталепсии, развернул Люлика лицом к Тургению и Сууркисату, а затем дунул в ухо через трубку и, едва капитан начал проявлять первые признаки жизни, отскочил к диссидентам и сделал вид, будто они только что вошли.

Маску догадался снять только Биркель.

— Я… кхм… здрасте… задумался немного. — Люлик вынул трубку из уха и озадаченно поковырял в ушной раковине пальцем. Взгляд сконцентрировался на брате, и в голосе прорезались командирские нотки. — Это кто?